На мой взгляд, тревожиться б Кремере не стоит. Если он не хочет выносить страшные семейные секреты наружу — его право. И сам он столь странный, что я лишь рада, что больше он у нас не появится. Во всяком случае, я очень на это надеюсь.
— Тебе удалось выяснить, что там со Штефаном?
— На него поступил анонимный донос, — ответил Дитрих. — Что хранит в доме неучтенную запрещенную литературу. Такие доносы проверяют сразу.
— Что значит «неучтенную»? — удивилась я. — Разве ее вообще можно хранить в доме кому-то, кроме членов Совета?
— Можно, — ответил Дитрих. — Ты не знала? Чтобы противостоять, нужно понимать — чему. Поэтому магам высокого уровня держать в доме разрешено. Но они должны известить Совет Магов и хранить при максимальной защите. Разумеется, еще и не использовать во вред магическому сообществу.
Этого я не знала. Чуть ли не с первого дня обучения в академии нам постоянно твердили, что если нам в руки случайно попадут книги из перечня запрещенных, мы должны их немедленно сдать в Совет Магов. Держать у себя нельзя, даже если не открывать и не читать. Я сама точно бы сразу избавилась — ходили слухи о защите такой литературы, странной защите, убивающей владельца книги, если он не умеет ей противодействовать.
— И что, у него действительно что-то нашли?
Несмотря на арест, я все равно не верила, что Штефан способен связаться с запрещенной магией. Возможно, причина ареста — совсем в другом? В том, что нашли при обыске.
— Да, в сейфе, в контейнере, — сказал Дитрих.
— Не может быть! — пораженно сказала я.
— Почему не может? Если инор нарушает закон по мелочам, что ему мешает один раз сделать это по-крупному?
— Дитрих, я не верю, что он мог сделать такую глупость, — ответила я. — А если это еще и книга иноры Вернер…
На мой вопросительный взгляд он кивнул, и я продолжила:
— Тогда получается, что Штефан замешан в историю с ее смертью. А в это я тоже не верю.
— А в то, что он тебя привораживал, веришь? Это ведь тоже преступление…
— Мне кажется, для него это не было нарушением, — неуверенно сказала я. — Он наверняка думал, что поступает правильно.
— Странные у тебя представления о правильности, — пробурчал Дитрих, явно недовольный моим ответом. — Все, что незаконно, — неправильно, и только так.
— Я и не говорю, что это было правильно для меня, я сейчас пытаюсь взглянуть на все глазами Штефана. Я не отвечала ему взаимностью, но и не была в кого-то влюблена. Он был уверен, что меня нужно лишь подтолкнуть, и я сама пойму свое счастье.
— И как, поняла? — ехидно спросил Дитрих.
— С точки здравого смысла он прекрасная партия, — уклончиво ответила я. Дитрих насмешливо приподнял бровь, а я невозмутимо продолжила: — Но это с точки зрения здравого смысла. А так — он мне столь же чужд, как и год назад. Впрочем, нет. Нас слишком многое связывало и слишком много я о нем знаю, чтобы считать его совсем чужим…
Не знаю, к чему относилась гримаса недовольства моего компаньона — ко мне, к Штефану или к моим размышлениям. Сам он не сказал, а я спрашивать не стала. Лишь поинтересовалась:
— А Штефан признал свою вину?
— Нет, утверждает, что книгу эту он не видел, в руках ее ни разу не держал и понятия не имеет, как она могла попасть к нему в сейф.
Довольно странное заявление и глупое к тому же. В расследованиях я разбиралась не очень хорошо, но кое о каких способах, которыми Сыск подтверждает вину задержанных, представление имела.
— Его слова можно подтвердить или опровергнуть по следам ауры на книге и на ее контейнере, ведь так? Если его до сих пор не выпустили, значит, нашли.
Дитрих усмехнулся, но как-то невесело.
— Сразу видно, что раньше ты с такими вещами не имела дел. Книги по запретной магии обычно защищают таким плотным коконом различных заклинаний, что на нем никаких следов посторонней ауры найти невозможно. Нельзя сказать, кто и когда держал в руках не только саму книгу, но даже контейнер, на котором защита тоже не из простых.
С одной стороны, было очень плохо, что нельзя сразу найти виновного, с другой — я окончательно уверилась, что Штефан к этой истории отношения не имеет. Пусть эта уверенность и ни на чем не основывалась.
— А ментальное сканирование?
— Для его должности на это требуется особое разрешение, одобренное Советом Магов. Да и менталист должен быть определенного уровня допуска — слишком много всего знает Эггер. Такого, что постороннему лицу открывать нельзя. Кроме того, пока он и сам не дал согласия на ментальную проверку. Либо надеется, что все и без этого обойдется, либо…
Выразительная пауза Дитриха говорила о том, что второй вариант указывает, что Штефан в этом деле увяз по уши. Но даже обвинение в хранении запрещенных предметов не столь страшно, как обвинение в убийстве, которое ему грозит. Убийстве с использованием запрещенной магии. На чем оно основано, это обвинение? На одной-единственной книге, непонятно кому принадлежащей?
— У Штефана нашли одну книгу или несколько? — уточнила я.
— Одну.
— А откуда такая уверенность, что это книга иноры Вернер, а не кого другого?
— Семейный экслибрис, — коротко пояснил Дитрих, посмотрел на мое лицо, наверняка выражающее скепсис, и добавил: — Кроме того, название есть в списке тех, что отошли по наследству к этой ветви семейства. Из которого только Вернер и осталась.
Вариант, что наставница дала почитать родственнику, отметался сразу. Отношения у них были не такие дружеские. Да что там — не такие дружеские! Их совсем не было, этих отношений. Кроме того, будь это так, Штефан сказал бы про это сразу, а не заявлял, что не знает ни что за книга, ни откуда она взялась. Тогда получается, ему действительно подкинули, но кто? Я вышла из задумчивости и обнаружила, что Дитрих внимательно на меня смотрит.
— Но если у иноры Вернер были запрещенные книги и они не пропали при взрыве, почему у Штефана только одна?
