— А потом займусь тобой. Год полета… Знаешь ли, скучно коротать столько времени в одиночестве.
За все время монолога инженера, лицо паренька меняло свой цвет от красного к белому, но, надо отдать ему должное, он так и не отвел взгляд от забрала.
— До встречи, ребятки, — бросил напоследок Мрак, заставив оставшихся каторжников вздрогнуть.
Парень, подцепив за ногу баскетболиста, все-таки потерявшего сознание от болевого шока, направился к выходу в коридор. За ним по полу тащилось тело, оставляя после себя ярко-красную широкую полосу.
Навстречу инженеру уже бежала служба внутренней охраны, вызванная Дашей. Сама девушка всеми силами старалась не потерять сознание, отгоняя от себя звук рвущейся человеческой кожи.
— Ну ты и псих, — бросил Вадиму один из бойцов, оглядывая смятого рыжего.
Внутри Мрака мгновенно заклубилась темная туча, захотелось сжать горло бойца, посмевшего раскрыть свой рот и с интересом понаблюдать, как из него вытекает жизнь. Зрение парня вновь посерело.
— Вадим! — вернул в реальность голос Икса, — Вадим, очнись!
«Вот черт», — подумал парень, отпуская ногу каторжника, к которому тут же бросился медбрат. — «Что со мной не так? И что со мной будет в течение этой годовой вахты? А с пареньком стоит поговорить сто процентов. Что-то такое мелькнуло в его глазах, что-то похожее? Может быть его тоже накачивали химкой? Попрошу Икса сделать анализ. Думаю, нам найдется, о чем поговорить с этим Мелким…»
Глава 3
Карцер Оплота. Мелкий
Когда у Мелкого выдавалась свободная минута на размышления, он частенько пытался вспомнить тот момент, когда его начали называть Мелким. Было ли это на недавней каторге или в стерильно чистых лабораториях воинской части 10-003? Или прозвище прилипло к нему до опытов — в учебке? А может быть в универе?
Память подводила. Иногда он вспоминал свое студенческое прошлое, но в тех воспоминаниях отсутствовал звук и у Мелкого не было возможности понять, как к нему обращались его однокурсники и однокурсницы. Чудо было уже то, что он помнил свое настоящее имя. Пожалуй, из всего взвода он был единственным, кому удалось частично сохранить свою память. Может быть из-за того, что парень отчаянно цеплялся за каждый клочок воспоминаний, бережно раскручивая клубок полустертых видений? С каждым разом удавалось вспомнить все больше и больше, но был один минус. Иногда парень будто бы проваливался в своих воспоминаниях на уровень глубже… И все бы ничего. Но различить воспоминания и реальность было ой как непросто.
Всякий раз, когда Мелкий терял чувство реальности, не понимая, что находится вокруг — сон или явь, он вспоминал свое имя и на его лице появлялась кривая ухмылка. Павлик. «Маленький» с какого-то там древнего языка. Всякий раз, когда Мелкий думал о своем настоящем имени, из глубины памяти вихрем поднимались обрывки воспоминаний, затягивая парня в мутный омут. Но Мелкий знал, сколько бы картинок не всплыло у него перед глазами, какими бы реалистичными они не были, он, рано или поздно, вынырнет в реальность. Это было легко понять — в тот момент мир расцветал миллионами оттенков серого. Вот и сейчас, пока он сидел в карцере, ожидая обещанной встречи с тем психованным тяжем, искалечившим распустившего язык Бруно, память буквально бурлила, подсовывая не просто картинки, а целые «видеофильмы». Причем эти «ролики» были не беззвучные, как это было со снами про студенчество или учебку, а словно самые настоящие воспоминания. Воспоминания со звуком!
Мелкий поморщился, откуда-то пришло понимание того, что он все свою жизнь был застенчивым ребенком. Ему всегда было проще уступить игрушку или конфету другим ребятам, нежели идти на конфликт, чем те подчас и пользовались. Парень расслабился, позволяя воспоминаниям затянуть себя с головой. Быть может именно сегодня он, наконец-то, вспомнит всё?
* * *Праздник Нового года прошел в подготовительной группе «Рябинка» на ура. Все ребята были в красивых костюмчиках — кто-то был снежинкой, кто-то лисичкой, ну а Павлик — зайчиком. Особый смак мероприятию придали новогодние сладкие подарки, которые получили все ребятишки после праздничной программы.
Павлик как раз аккуратно складывал свой подарок в рюкзачок, думая о своем младшем брате, который обожает всевозможные сладости, когда к нему подошел его друг Артем и попросил мандаринку. Мальчика, одетого в костюм зайчика не смутил факт наличия у Артема точно такого же подарка. Просит — значит ему нужно, он же — друг?
Поэтому Павлик без задней мысли открыл свой подарок и протянул товарищу оранжевый, пахнущий Новым годом фрукт. К рукам Артема случайно прилипли еще парочка шоколадных конфет и большая вафля. Увидев раздачу слонов, еще парочка ребят угостились сладостями, не стесняясь выбирать конфетку повкуснее.
Павлик смотрел на ребят с любовью, ему было приятно, что он поделился своим счастьем. В его голове не укладывалась мысль о том, что его могли просто-напросто использовать. Ведь это же были друзья!
Когда за маленьким альтруистом пришла мама и увидела полупустой мешочек, на дне которого сиротливо лежали несколько карамелек, она сначала подумала, что мальчик сам съел все конфеты и накричала на него, опасаясь, что у него случится приступ диатеза. Но когда она узнала куда на самом деле делись все конфеты, ей захотелось расплакаться. Не из-за этих чертовых конфет — из-за обиды.
— Тряпка, мямля, нюня! — бормотала мама мальчика, глотая слезы.
Недавно потеряв мужа в одном из первых «контактах» с инсектоидами, она, как никогда раньше, нуждалась в мужской поддержке и опоре. А мальчик стоял в раздевалке и не понимал, почему его мама плачет. Слезы сами собой капали с его ресниц, а на душе было противно. Он понимал, что сделал что-то не то, но не понимал, что именно. Но когда он услышал горькое:
— А о брате своем ты подумал?! — что-то щелкнуло в его голове.
До него дошло, что его обманули. Обманули те, кого он считал своими друзьями. И эта обида жгла сильнее, чем мамины слезы.
А ведь все в нашей жизни складывается из мелочей. Будь у Павлика на тот момент папа, который смог бы ему по-мужски объяснить, в чем именно заключалась его ошибка, может быть, все пошло бы по-другому. Будь его мама менее эмоциональна и, отложив разговор на попозже, не рассказывала бы мальчику всю дорогу до дома, какой он безвольный лопух, может быть все сложилось бы иначе… Но папы не стало в прошлом месяце, а мама слишком сильно старалась донести до паренька, что он поступил, как тряпка. Но больше всего мальчику было обидно за своего младшего брата:
— Получается, я предал Дениску? — мысль скальпелем резанула сознание ребенка. Павлик аж замер от осознания своей мягкотелости и слабовольности. Нащупав опору в лице своего брата, он
