– Ладно, причина уважительная. Принимается! – Олаф шутя взял под козырек грязноватой, когда-то белой, капитанской фуражки.
– Слушайте, Олаф. Еще вопрос напоследок. Вы так рассуждаете и при этом так молоды…
– Ах, так вы об этом пустяке? Знаете, последние лет пятьсот я всегда выгляжу так, без особых вариаций.
– А почему не позволяете себе быть старше и солиднее?
– Исключительно из утилитарных соображений.
– Не понял…
– Ну, даже хотя бы лет двести назад человек даже вашего возраста, Док, уже вызывал вопросы.
– Почему?
– Так долго не жили! Ну вот я и привык – как там у вас поется? – «вечно молодым, вечно пьяным».
С этими словами Олаф воткнул задний ход. Обшарпанный катерок отвалил от причала, по дуге развернулся, лег на параллельный берегу курс и пять минут спустя исчез из вида.
Док шел в отель мимо гудящей и пузырящейся в барах, подогретой алкоголем и гормонами биомассы. Я должен быть благодарен тому «шмелю», что так нежданно изменил мою жизнь! В голове немного шумело от рома, моря и солнца. Вот теперь – спать. И утро будет добрым. «А теперь иначе и не будет никогда», – услышал он голос Вальки внутри себя. И даже не удивился.
Глава 18
– Да где же он?! Не вижу!
– Ты не туда смотришь, голову чуть поверни. Левее, еще, еще. Всё, вон там!
– Где?
– Ну, за хижиной и за бревнами! Присмотрись, там кисточка от хвоста. Справа выглядывает, да вот же… Он еще ей поигрывает – чуть-чуть, дергается из стороны в сторону.
– Точно-точно! Я бы сама еще полчаса искала! А чего он спрятался?
– Так надоели ему все. Львице, той наплевать, валяется прямо перед решеткой. А он, наверное, чувствительный.
– Мужчины, наверное, чувствительные. Правда?
– А что, нет?
– Да ладно, не обижайся. Ты вот и правда чувствительный! – Кадри едва заметно отклонилась назад и всем телом коснулась Андрея, стоявшего у нее за спиной. Ее макушка уперлась ему в подбородок. – А тебе какие звери нравятся?
Андрей задумался ненадолго.
– Кенгуру.
– А почему?
– Они о детях заботятся.
– Ну так все о детях заботятся!
– Не-е, эти по-особенному. С собой носят, и молочный сосок у них прямо в сумке. У кенгуру совсем короткая беременность, меньше месяца. Даже у крупных – детеныш при рождении меньше грамма. Представляешь, какая козявка! У новорожденного большие передние конечности – ручищи такие загребущие! – и маленькие задние. Вот он родился, мать сразу по своей шерсти вылизывает ему путь в сумку. Слюна у нее тогда густая, скользкая, и детеныш по ней просто плывет, никуда не сворачивая. Он в сумку заползает – и сразу к соску. И, пока крошечный, просто висит на соске, как шарик на елке, а молоко ему само в рот капает. Даже сосать не надо! Вот такая жизнь. Хочешь кататься – катайся. Хочешь спать – глазенки закрыл, головку свесил, и спи. Хочешь есть – сосок всегда перед тобой…
– Андрей, ты это откуда знаешь?
– Из школы. У нас кружок был, в зоопарк водили часто, всё там показывали, рассказывали и даже иногда в вольеры пускали.
– К кенгуру?
– Нет, кенгуру могут ногами драться, у них характер такой, несговорчивый. Мы в вольеры к козам разным заходили, помогали убирать. Я козлят на руки брал. Они пушистые, всем телом подрагивают и молоком пахнут.
– А у тебя животные дома жили?
– Нет, – Андрей замолчал. – Мать говорила, от них грязь. Я собаку просил, а мать ни в какую. Сейчас у меня кот, Сборщик Податей Левий Матвей.
– Какой сборщик, не поняла?
– Ну это имя такое – Сборщик Податей Левий Матвей.
– А чего длинное такое?
– Так это литературный герой такой есть.
– Не встречала…
– Кадри, а у тебя животные?..
– Да ты что, куда мне животные! Работаю посменно, квартира съемная, какой хозяин разрешит держать? А если разрешит, так квартплату поднимет. Здесь с этим строго. А вообще я собак люблю. – Кадри взяла Андрея под руку, и они тихонько пошли по круговой дорожке, пронизывающей весь зоопарк. – У меня своей собаки не было никогда. Я лет в пять, помню, летом у бабушки жила, в Нарве. У нее был маленький такой домик в две комнаты, наполовину каменный, наполовину деревянный. Перед домом палисадник, а там собака в будке. На привязи. Я ее имени не знала – собака да собака. Она тихая была. Или возле будки сидела, или в будку залезала.
– Что, и не лаяла?
– Да почти никогда. Так ты слушай дальше! Я однажды утром с чего-то решила, что надо в ее будку залезть. Ну, подошла, она из будки выглядывает. Я на четвереньки встала и в будку полезла. А она, видать, испугалась и меня укусила.
– Как – укусила?
– И что потом?
– А потом… Бабушка во двор вышла, вытащила ее из будки, палку взяла, так по ребрам отходила этой палкой! Она повизгивать стала. Бабушка ее отпустила, она сразу в будку, ну и забилась в угол там. После обеда бабушка прилегла подремать. А я сосиску взяла – и в палисадник.
– Снова бросилась?!
– Ты что! Я к ней с сосиской. Говорю: собака-собака, иди сюда, не бойся. Она вышла, даже не вышла – выползла. Я ей сосиску скормила, она хвостом из стороны в сторону. Я заплакала, обняла ее, а она поскуливает и ко мне жмется. Так и сидели возле будки – она побитая, я покусанная.
– А бабушка что?
– А что бабушка… Она даже не заметила. Она же спала в это время. Слушай, Андрей, я есть хочу.
– Ну так пошли!
В зоопарковской таверне народу не было – будний день.
– Кадри, ты что пить будешь?
– Воду. А ты?
– И я воду. А ты почему воду?
– Мне сегодня в ночь на работу. А ты?
– Так я же за рулем.
– Андрей, да брось ты. Здесь за бокал пива или красного вина не трогают. Пол-острова под легким газом постоянно ездит.
– Не-не, я за рулем не пью.
– Правильный, что ли?
– Да какой правильный, привычка. Я же профессиональный водитель. Автомобильный инженер.
– И что водишь?
– Да что придется. Но это раньше. У меня теперь другая работа.
– Расскажи.
– Я сценарист. Сериалы. Давно, несколько лет.
– Интересно?
– Сначала было страшно и смешно,
Потом наоборот,А теперь станет надоедать.Скажите, в этой канители,кроме скуки и стыда,Нет ли чего-нибудь еще?[40]– Это твои?
– Нет. Алексея Дмитриевича Романова.
– Хорошие стихи. Только тревожные. Так ты писатель?
– Нет. Сценарист. Это другое.
– А в чем разница?
– Ну, если коротко, то писатель – это про текст. Для читателя. А сценарист – про движущуюся картинку. Для зрителя.
– Ясно. А у тебя дети есть?
– Нет.
– А чего? Жена не хочет?
– Жены тоже нет. Наверное.
Кадри усмехнулась, уставившись в пустую тарелку.
– Закурить дай. У меня кончились.
– У меня «житан», без фильтра. Они тяжелые.
– Ладно, не растаю. А почему «наверное»?
– Мы расстались.
– Ты ушел?
– Она выгнала.
– За что?
– Было за что.
– Ты виноват?
– Наверное.
– Ладно, прости, не буду.
И положила свою ладонь на его.
– Ты другой. Не такой, как все.
– Какой?
– Не наглый.
– Вообще-то я могу и наглым быть…
– Не можешь. Врешь ты всё. Ты наглых не видел. У тебя родители есть?
– Мама.
