– Вот как…
– А вы думали?! Но через короткое время я смогу снова появиться в этом мире в том обличье, что будет мне нужно для выполнения моей задачи.
– Иными словами, Олаф, вы бессмертны?
– Так же бессмертен, как и вы, Док, – только у вас реинкарнационный цикл решен иным способом. В вашем случае потребуются родители, гаметы, зигота, беременность, роды, детство, взросление… И уж точно никто не оставит вам ни имени, ни старого физического тела, ни памяти прошлой жизни.
– Н-да, забавно. И это все отличия между нами?
– Это лишь самое незначительное из них. Есть второе, и оно непреодолимо – ни для меня, ни для вас.
– Какое?
– Свобода воли. Вы обладаете ей, я – нет.
– Поясните.
– Вы всегда можете жить так, – Олаф достал смартфон, понажимал на кнопки и положил на стол. Телефон запел голосом Александра Цекало:
– Ты пойдешь налево,А может быть, пойдешь направо.Ты ведь королева,Ты имеешь правоНа любой ход[45].– А вы, Олаф? У вас разве не так?
– Нет. Я могу пользоваться вариабельностью своего поведения только в рамках решаемой задачи.
– Вы робот, Олаф?
– Нет. Я помощник.
– У вас есть хозяин, Олаф?
– Я не могу ответить на ваш вопрос.
– Приехали, блядь! Вы отказываетесь, Олаф?!
– Нет. Я просто-напросто не смогу объяснить вам этого сейчас. У вас не хватит понимания. Вы не готовы.
– Вы намекаете на то, что я идиот?!
– Нет. В вашей системе понятий и смыслов не существует определений для того, чтобы я мог корректно ответить на ваш вопрос. Если мы продолжим сотрудничество, вы без труда узнаете ответ, причем сами, без моего участия.
– Допустим. А теперь, Олаф, настало время…
– Да, я помню, мой старший друг… – Док вдруг понял, что в обращении Олафа всегда было лишь почтение к нему, а не то, о чем он подумал поначалу.
– …и теперь я должен ответить, что я хочу от вас.
– Да.
– Ответ не будет коротким. Позвольте начать?
– Начинайте, Олаф.
– За последние несколько тысяч лет человеческая цивилизация показала значительные успехи. Работают прорывные технологии, побеждены многие болезни, ранее бывшие смертельными для вас. Но, по большому счету, вы топчетесь на месте – потому что достигли очередного предела развития. Материальных благ в обществе становится больше, но они не добавляют вам счастья. Скорее напротив. Вы останавливайте меня, если почувствуете, что хотите возразить.
– Олаф, вульгарный марксизм мы уже проходили. Причем всей страной.
– Речь не идет о марксизме, социализме, коммунизме и тому подобных вещах. И знаете почему? Потому что марксисты боялись к ним даже подобраться. Из их уст это все звучало бы как пустой треп…
– Вы о чем?
– О новом человеке, о человеке будущего, человеке, которого они поселили в недостижимое для них утопическое коммунистическое будущее. Дело в том, что такой человек невозможен. Невозможен – по ряду причин.
– О-о, а вот с этого места, что называется, поподробнее.
– Извольте, Док. Человек агрессивен. Агрессия зашита в его «операционную систему», в его «БИОС», если пользоваться схемотехническими компьютерными аналогиями. Без агрессии человек не может выжить – ни как индивидуум, ни как малая группа, ни как социум в целом. «Не ты – так тебя» – так у вас говорят?
– Так. У нас еще и похлеще говорят.
– Например?
– Оглядись вокруг себя – не ебет ли кто тебя!
– Замечательно! – Олаф заржал в голос. – Запомню! Так вот, агрессия – это только одна сторона медали. Есть и вторая.
– Какая?
– Страх. Агрессия и страх идут рука об руку. На тебя нападают – ты боишься. А часто – ты нападаешь, потому что боишься. Итак – агрессия и страх. А теперь давайте назовем основную причину, по которой они остаются целесообразными: биологически, социально, экономически. Попытаетесь сами или лучше мне?
– Лучше вам, Олаф. У вас это очень ловко выходит.
– Ресурс. Материальный ресурс. Пища. Энергия. Деньги. Призрачное счастье, наконец. Страх – вторая движущая сила пары «агрессия – страх». Чего боятся в самых общих случаях? Правильно, исчерпания ресурса. Сегодня ресурс есть, а завтра кончился. Значит, всем, кто не хочет сдохнуть, нужно двигаться в борьбе за ресурс. Кто не двигается, тому пиздец. Добавляем агрессию – получаем простую модель нынешнего человеческого социума. Как потопаешь, так и полопаешь. Ну а лучше всадить нож в другого потопавшего, чтобы не было соблазна лопать – ни свое, ни твое.
– Sad but true[46].
– Нетрудно понять, что никаким человеком будущего тут и не пахнет. Перед нами зверь. «Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй»[47]. Кстати, добавим еще пару производных человеческих качеств – трусость и подлость.
– Согласен с вами. Однако при чем здесь я?
– При том, что ситуацию можно изменить. С вашей помощью.
– Как?!..
– Нужно соблюсти два условия. Не одно. А два. – Олаф пристально посмотрел на Дока.
– Олаф, я достоин, чтобы о них сейчас услышать?
– Если бы вы были недостойны, мы бы с вами никогда не встретились.
Позвонила жена.
– Тебя к ужину ждать? Что приготовить?
– Таня, я на Стромынку. Мне нужно.
– Ну, ты такой – слова не подберу! Только вернулся – и что?..
– Завтра приеду, поговорим обо всем.
Пробка рассосалась. Доехал быстро.
Дверь родительской квартиры, конечно, уже была другой. Стена монолитного металла с небольшой ручкой и несколькими личинками под замки. Тяжелая, противовандальная, противопожарная, с торчащими в трех местах видеообъективами. С тех пор как умерла мама, в квартире никто не жил. Док распорядился поставить дверь, сделать генеральную уборку. Раз в неделю приходила домработница, поддерживавшая квартиру в идеальном жилом состоянии.
Док не был здесь два года. Сухой воздух – окна плотно закрыты. Знакомый с детства запах: немного сандала, немного чабреца, следы нафталина, совсем чуть-чуть газа. Док открыл кухонное окно. Поставил чайник. Налил рома. Начал было набивать трубку, но задумался и отложил в сторону. Он никогда не умел принимать логически обоснованных решений, не знал, как это – взвешивать «за» и «против». Жил интуицией. Бабушка говорила: это калькулятор можно обмануть, на ноль подели, его и зашкалит, а человеческая душа – не буриданов осел, она заранее все знает, слушай ее, и не ошибешься никогда, только слушай.
Дока никто не торопил. Дока никто не заставлял. Ему просто-напросто нужно было озвучить себе уже принятое внутри решение. Он вспомнил Лазаря Ароновича Бехмана. Лазарь преподавал у них в институте марксизм-ленинизм. Лет ему было уже под семьдесят. Читал лекции на потоке, а в группе, где учился Док, еще и вел семинары. Однажды, после лекции о роли личности в истории, Док с Валькой подошли к профессору:
– Лазарь Аронович, простите. Мы не поняли. Так что же первично – история или личность?
Лазарь прищурился на них через тяжелые линзы очков и сказал совершенно будничным, не лекторским, тихим и спокойным голосом:
– Если вы хотите знать, что думает по этому поводу марксистско-ленинская
