Пироговки на Стромынку, если вечером, или наоборот, если утром.

Теперь же Доку нравился дождь. Даже не сама льющаяся откуда-то сверху вода. Ее он вообще не замечал после того, как давным-давно на студенческих воинских сборах месяц попеременно маршировал по плацу и ползал по грязному полю в предместьях Рязани под летними дождями. Доку нравился шум. Шум дождя. И чем старше он становился, тем больше любил мягкий шорох падающей с неба воды.

Воскресенье выдалось шумным. Праздновали дни рождения Джона и Йоко – им исполнилось по восемь. Джонни на полтора месяца старше и всегда вполне согласен с тем, что праздник устраивается один на двоих – так веселее. Вот и сегодня усадьба гудела уже с утра. В одиннадцать на двух минивэнах прикатила кейтеринговая компания. Через пятнадцать минут диджеи загромождали крытую террасу между домами колонками, прожекторами и пультами. В половине двенадцатого, уже в боевом раскрасе в усадьбе высадилась группа клоунов, а следом начали подтягиваться – кто поодиночке, а кто стайками – одноклассники, с родителями и без.

К часу везде царил полный кавардак. Взрослые забаррикадировались в гостиной дома Кадри и Андрея, налегая на виски, шампанское, коктейли и разнообразную закуску, проворно подтаскиваемую из закромов бойкими официантами. Все остальное пространство оказалось оккупировано детьми.

Крытую террасу разносили звуки новомодного «Гангнам стайл»[18]. Мальчишки устроили «войнушку», носясь по обоим домам, прячась в шкафах и под кроватями спален второго этажа. Девочки разбирали подарки, откидывая коробки Джона в сторону, как нечто недостойное внимания, и гудящим роем налетая на куклы, книжки и наряды, предназначавшиеся для Йоко.

На лужайке еще утром Алеко и Малеко возвели два батута. На них, не обращая внимания на дождь, прыгали самые стойкие и бесстрашные. После их приходилось отлавливать и немедленно вытирать предусмотрительно запасенными махровыми полотенцами. Впрочем, двоим это не помогло – гоняясь друг за другом по лужайке, они с разбега плюхнулись в бассейн, и Кадри пришлось спешно искать для них сухую одежду.

В три в доме Юкки и Дока подали обед для детей. Впрочем, его никто не заметил. Мамашам пришлось бегать по обоим домам, отлавливая и насильно усаживая за стол своих и не своих чад.

К половине пятого в гостиную вкатили на тележке огромный круглый торт с шестнадцатью свечами, предусмотрительно разделенными на две половины. Йоко задувала первой, кроме своих погасив три на половине Джонни. Юкки бегала вдоль стола с пачкой влажных салфеток – то тут, то там вытирая запачканные кремом мордашки.

Наконец, один из официантов четкими отточенными движениями порубил оставшийся торт – а оставалось гораздо больше, чем было съедено, – на аккуратные порции и погрузил их в белые бумажные сумочки с надписью «John & Yoko’s birthday»[19]. Праздник подошел к концу. Дети и взрослые потянулись к выходу, прощаясь с хозяевами. Через полчаса, свернув оборудование, уехали официанты и дискотечники. Еще полтора часа понадобилось невесть откуда появившимся Алеко и Малеко на уборку. К половине восьмого все стихло. Дети, умотавшись, в восемь без напоминаний отправились спать. Кадри и Юкки со стаканами в руках завалились на диван смотреть какой-то фильм, Андрей скрылся в свой кабинет, а Док вышел на ночную лужайку перед домами. Еще немного подкапывало, но было уже некритично.

Детям восемь. Значит, прошло почти девять лет, как началась вся эта история. История – такая, что не только описать, а даже трудно придумать название.

Последний раз Док видел Олафа незадолго до рождения детей, когда тот приезжал в только что отстроенную усадьбу. С тех пор Олаф ничем не проявлял себя, за исключением редких электронных писем. Причем подписывался он не иначе как «Джонатан Ливингстон»[20], в чем Док усматривал немалую долю издевательства. Судя по тому, что в коротких записках содержались сведения, позволявшие бизнесам Дока зарабатывать немалые деньги, контракт между ним и Олафом оставался в силе. Несмотря на то, сколько лет прошло. И прошло безрезультатно. Док дословно помнил фразы, какими они обменялись в конце последней встречи.

– Нужна энергия. Достаточного качества, достаточной доступности и в достаточных количествах, чтобы запитать защитные технологии. И вот тут все обстоит гораздо хуже.

– А разве может быть что-то хуже того, что вы мне рассказывали раньше?

– Может. Может и есть, Док. Если про барабанчики наши сведения отрывочны, но у нас в руках, тем не менее, есть работающая технология, то с энергией – у нас нет ни установок, ни достаточного опыта для их создания.

– Что же делать?

– Решать задачу. Любой ценой. Потому что без ее решения все, что мы с вами затеяли, бессмысленно.

Док был человеком системным и прагматичным. Поэтому к решению задачи подошел системно – по крайней мере, ему так казалось. Начал с изучения документов. Их немного – листов пятьдесят. Чертежи, графики, какие-то схемы. К тому же некоторые копии страниц выглядели так, будто оригиналы начали уничтожать, но не успели довести дело до конца.

Одно было понятно. Речь о генераторе энергии, работающем не на топливе. Тогда на чем же? На чем-то другом. На чем-то, что дает энергию на пустом месте. То есть об устройстве, работающем с коэффициентом полезного действия больше единицы, выше ста процентов. Иными словами, о вечном двигателе.

Здравый смысл, стержень разума и сознания Дока, отказывался подчиняться. Википедия поддакивала: почти двести пятьдесят лет назад Парижская академия наук приняла решение не рассматривать проекты вечного двигателя из-за очевидной невозможности их создания. Так зачем вообще удостаивать внимания то, чего нет и быть не может?

Однако окружающая реальность жестко входила в клинч со здравым смыслом. Точно так же не может быть барабанчиков. Не может быть моющих прямо сейчас автомобили в гараже Алеко и Малеко, да и самого Олафа.

Их не может быть. Но они есть! Значит, дело не в этом. А совсем в другом. В чем? В том, что рабочая гипотеза, картина мира, какую обслуживает здравый смысл, неполна или ошибочна. И есть только один выход: нужно отбросить текущую картину и создавать новую. Создавать на пустом месте. Легко сказать. Что у меня в активе? Копии какой-то совершенно разрозненной полусотни листов. А в пассиве? В пассиве – полное отсутствие не то что знаний, а даже обыкновенного понимания предметной области. Значит, именно с него и следует начать: «пойди туда, не знаю куда».

Док полез в интернет. Думал, месяц-другой – и станет понятно, где копать, куда двигаться. Наивный! Буквально с первых дней начались странности. За канонизированными портретами великих ученых прошлого оказалось, при самостоятельном рассмотрении, а не пересказе написанных о них книг, совсем не то, что им теперь приписывали. Чего стоила хотя бы фраза «я посвятил свою жизнь тому, чтобы приблизить то

Вы читаете Патч. Инкубус
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату