Дети должны есть домашнюю пищу, всегда говорила Кадри. Юкко была с ней полностью согласна. Они обе провели много лет, питаясь полуфабрикатами и всякой гадостью быстрого приготовления, поэтому очень ценили саму возможность готовить для своих семей домашнюю еду каждый день.
– Йо-Йо, хорошенько помой руки! Сегодня будем лепить гедза![17] – Юкки достала из холодильника говяжью и свиную вырезку. – Йоко, собери мясорубку! Прокрути-ка пока мясо, а я займусь овощами.
Юкки подставила под струю воды пучки зеленого лука и пекинскую капусту. Выложила на бумажные полотенца, промокнула сверху. Выбросила промокшую бумагу, снова промокнула сухой. Острым ножом прошлась по каждому из капустных листьев, аккуратно отрезав плотную «подметку» листа.
– Помогай шинковать, Йо-Йо. Правильно держи пальцы, как я учила, – чтобы не порезаться.
– Мама.
– Что?
– Почему папы никогда нет дома?
Юкки взяла мелкую терку и стала натирать чеснок.
– Йо-Йо, очисти имбирь от кожицы.
– Мама, почему?
– Что «почему»?
– Почему отца нет дома?
Юкки вытерла пот со лба тыльной стороной ладони.
– Потому что он работает.
– Мама, зачем ты лжешь. Я прекрасно знаю: ему не нужно работать!
Юкки молчала.
– Он богатый человек, зачем ему работать? Почему его никогда нет дома, мама?!
Юкки взяла миску с только что приготовленным фаршем. Загрузила в нее нашинкованные овощи и стала перемешивать, глядя поверх головы дочери.
– Мама!
– Йоко! – мать глядела ей в глаза. – Он работает потому, что он любит нас.
– Если бы любил, был бы с нами! – закричала Йоко в лицо матери, в ее глазах заблестели слезы.
– Он любит нас. Послушай, Йо-Йо. Человек, когда он работает по найму, может обмануть хозяина – делать вид, что работает, а на самом деле не работать, или работать плохо. Дай мне соевый соус!
Юкки налила в фарш немного соевого и рыбного соуса. Добавила рисовый уксус.
– Возьми мельницы с перцем и солью. Давай, по кругу, равномерно. Так, так… Всё, соли хватит! А перца еще немного.
Помолчала недолго, перемешивая аппетитно пахнущую мясную массу.
– Когда человек работает не из-под палки, а по совести, неважно, кто он. Неважно, сколько ему лет. Неважно, сколько у него денег. Важно, что он делает свое дело так, как заставляет его хозяин.
– Какой хозяин, мама? У него нет никаких хозяев!
– Есть, Йо-Йо.
– Кто?!
– Он сам. Вот почему твой отец не может позволить себе прохлаждаться. Даже здесь, на острове, где только и делают что отдыхают. И вообще, твой отец ведет себя так потому, что он мужчина. Всё, мясо готово. Давай мешать тесто.
Юкки смешала муку с крахмалом. Примерилась, на глаз добавила пару щепоток мелкой соли.
– Йоко, нагрей воды. Возьми уже кипяченую. До кипения не доводи, просто чтобы была горячая.
Взяла в руки венчик.
– Лей тонкой струйкой!
Масса под венчиком быстро загустевала. Юкки отложила венчик в сторону:
– Помогай!
В четыре руки вымешивали тесто долго, минут семь. У Йоко руки заболели с непривычки.
– Что, больно? – рассмеялась мать.
– Немного.
– Ничего, это пройдет. Привыкай.
Юкки завернула тесто в пленку, положила в холодильник.
– Помой руки. Давай посидим. Есть немного времени.
Она снова смотрела в окно поверх головы дочери.
– Знаешь, Йоко, ты уже большая. Теперь ты поймешь.
Присыпала стол мукой, достала охлажденное тесто.
– Будем раскатывать в две скалки, так быстрее. В семье у мужчины и у женщины одна жизнь на двоих. Но смысл этой жизни разный.
Юкки взяла два стакана, один отдала Йоко.
– Вырезаем кружочки! Так вот. Смысл жизни у них разный. Так устроен мир, что смысл жизни мужчины – умереть за его род.
– Почему, мама?
– Потому что мужчина всегда должен быть готов умереть за свой род. Даже если он проживет длинную-длинную жизнь и уйдет из нее просто от старости. Но он должен быть готов. Когда кто-то к чему-то готов, то нет разницы, произойдет это на самом деле или нет. Для того, кто готов, – нет различий. Кто готов умереть, живет так, словно он уже умер.
Юкки вооружилась маленькой ложечкой и стала раскладывать по кружочкам из теста мясную начинку. Йоко села на табуретку, положила руки на стол, опустила голову на руки, уперлась в них подбородком. Отсюда поверхность стола выглядела словно большая грядка, а мама казалась божеством, создающим прямо на грядке диковинные цветы. Йоко улыбнулась своим мыслям.
– Возьми кисточку, смажь краешки кружочков теплой водой. Сейчас будем закрывать наши бутоны! Аккуратно, полумесяцем…
Йоко повторяла движения вслед за матерью. Это оказалось не так просто, как поначалу ей представлялось.
– У женщины, Йо-Йо, смысл жизни другой. Смысл жизни женщины в том, чтобы выжить ради рода своего мужчины, потому что род ее мужчины – это и ее род тоже. Смысл в том, чтобы выжить. Теперь, Йоко, не мешкай! Переворачивай вовремя, чтобы не подгорели!
Юкки налила масло в горячую сковородку и начала рядами выкладывать получившиеся гедза по ее поверхности.
– Поэтому, Йоко. Женщина – это жизнь через жизнь. Мужчина – жизнь через смерть. Вот почему женщина должна заботиться о своем мужчине.
Юкки взяла Йоко двумя руками за плечи и посмотрела ей прямо в глаза.
– Мужчина платит за жизнь своей жизнью. Женщина заговаривает смерть. Вот почему я всегда здесь, с тобой. И вот почему отца вечно нет дома.
Юкки налила в шипящую сковороду немного воды и закрыла крышкой.
– Смотри внимательно. Когда вода выкипит, выключи огонь.
Поцеловала дочь и вышла из кухни.
Вернувшийся из школы Джонни появился в открытом окне.
– А я на запах! Что это ты делаешь, Йо-Йо?
– Пельмени! А еще будет куриный суп! Что в школе сегодня было?
– Да ничего. Контрольную по математике писали.
– И как?
– Легко, как всегда. Одной левой.
– Хвастун ты!
– Не, ну правда.
– Не задавайся!
– Ладно. Я сейчас, только рюкзак брошу! Есть-то как хочется…
Стоя возле окна кухни, Йоко, словно в замедленной съемке, увидела, как по лужайке от калитки поднимается по травяному склону дядя Андрей. Джонни, с рюкзаком в левой, в прыжке застыл на бегу к веранде соседнего дома. Навстречу ему устремились тетя Кадри и мама. Мама щурится от яркого солнца, делая козырек ладонью.
Мужчина платит за жизнь своей жизнью. Женщина заговаривает смерть. Йоко не была уверена, умеет ли она заговаривать смерть. Что она знала совершенно точно – теперь она умеет готовить пельмени. Те самые гедза, что она отныне и всегда будет готовить для своего мужчины, для его и своего рода.
Это жизнь. И я – женщина.
Глава 10
К десяти вечера ливень, не прекращавшийся почти весь день, стих. В детстве дождь означал лишнюю неудобную одежду, какие-то пахнущие клеенкой плащи, хлюпающие по лужам резиновые сапоги, зонт, что норовил вывернуться наизнанку под порывами ветра, а то и вовсе улететь – в него требовалось вцепляться обеими руками.
Когда Док стал студентом, дождь воспринимался как мелкая неприятность. Зонты постоянно терялись, шапок он из принципа не носил. Поэтому дождь – всего лишь мокрые волосы и их сушка горячим воздухом метро по дороге с
