Татьяна переставила стул к столу, за которым работал верховный правитель.
– Так, как сейчас, нам красных не победить, – заявила она. – Максимум, еще год-другой покорчимся, но потом все равно они нас задушат.
– Не разделяю вашего пессимизма, – поднял бровь Александр Васильевич. – Хорошо же сражаемся.
– Я посчитала наши силы. Максимум, чем мы располагаем, – это четыреста тысяч. Сюда входят Сибирская армия Гайды, Западная армия Ханжина, Оренбуржская армия Дутова, Уральская армия Толстова. В те же четыреста тысяч входят сорок тысяч чехословаков, двадцать тысяч французов, американцев, англичан и прочих поляков. Отдельно – армии Семенова и Калмыкова. Вы их не признаете, как, впрочем, и они вас, но их пятнадцать тысяч. А за их спинами – восемьдесят тысяч японцев. И японцы нам не друзья. Они грабят Хабаровск и все Забайкалье… А красные скоро поставят под ружье полтора миллиона. Сейчас пока что их миллион.
– Откуда такие данные?
– Не поверите, из головы взяла. И мы оба знаем, почему у них мобилизация проходит лучше, чем у нас. Земельную свою программу красные стырили у эсэров, и она очень хорошо ложится в крестьянское представление о божьей правде – вся божья земля принадлежит крестьянам, а помещики и царь ее у них забрали. Своим декретом о земле большевики сразу дали понять крестьянам, чью сторону им надо занимать. Вы вот, я знаю, обещаете восстановить помещичье землевладение и вернуть землю всем, у кого ее отняли после революции. Так ведь?
– Так это не сейчас, – возразил Колчак. – Вот большевиков победим, мировую войну выиграем, тогда только соберем Учредительное собрание, ну или Земский собор, и там уже решим, какая форма власти у нас будет и как с землей поступить.
– Эта политика непредрешенчества – губительна, – прямо заявила Татьяна. – Придерживаться ее – все равно что командовать собственным расстрелом.
– А иначе нам не объединить свои силы. Слишком уж разношерстный у нас состав. Если сейчас решать начнем – передеремся.
– Вот и получается, что интерес у нас только один – большевиков одолеть, а больше общих интересов нет.
– Но ведь и у красных мобилизация идет плохо. Землю крестьянам они отдали, но города кормить тоже надо. Мы еще в прошлом году видели, что вышло – продразверстка, комитеты бедноты. Крестьянство к нам стало поворачиваться, в особенности зажиточное.
– А нам зерно не нужно? Мы его так же не забираем?
– К чему вы клоните, Татьяна Николаевна?
Та встала и стала ходить по комнате:
– Порядка у нас нет. Сумбур вместо музыки. Лебедь, рак и щука, а не Белое движение. Работаем в интересах интервентов. Стоит только разговор поднять про Россию единую и неделимую, и тут же Вудро Вильсон перестает помощь оказывать, а японцы начинают казаков-разбойников Семенова натравливать и КВЖД перекрывать, через которую все никак оружие не придет, хотя японцам уже давно золотом заплачено. И это вы еще монархических лозунгов «за Веру, Царя и Отечество» не озвучивали! Да и чехи – они ведь не наши. Их французы контролируют. Чехи взяли Самару как граблями сено. Пенза, Челябинск… Вы же слышали, сколько крови. Что если Нуландс и Жанен их на вас науськают? Тогда продадут они и вас, и меня большевикам с потрохами, бузеранты зкурвены, – выругалась Татьяна. – Друг с другом русские воюют, а чехи сахаром торгуют. И паровозы в пивоварни переделывают.
– Пермская операция… – начал было верховный правитель, но девушка его оборвала:
– Я не закончила. На кого мы опираемся? Кадеты. Промышленники и фабриканты. Землевладельцы и торговцы. Буржуазия. Они хотят вернуть все, как до революции. Но их мало. А крестьян – сто сорок миллионов.
– Я никогда не признаю черный передел, – сказал Колчак. – И я за земства.
– Жаль, Корнилов погиб, – вздохнула Татьяна. – Он мог бы вас переубедить. Кто привлечет крестьян на свою сторону, тот победит в этой войне. И я боюсь, это будут большевики.
– Пермская операция закончилась победой. Удача нам сопутствует. Когда летнее наступление завершится успехом, откроется дорога на Москву. Мы сможем соединиться с белым Югом и Севером – Деникиным и Чаплиным. На Юге симпатии казачества теперь на нашей стороне. Чаплин с англичанами Вологду взяли и Ярославль.
– Красные собирают против нас кулак. Все на борьбу с Колчаком! Лучших своих командармов привлекли – Каменева, Фрунзе. Наконец-то наладили подготовку офицеров. У них и политики есть. Тяжеловесы причем, не то что ваш Пепеляев. Они смогут убедить рабочих и крестьян. Наврут им с три короба.
– Генерал Нокс обещал оружие.
– Нокс много чего обещал, – возразила гостья. – Вы вот с Чаплиным соединиться хотите, но вы знаете, как англичане к нам относятся? Спросите офицеров, что из Мурманска – британцы нас за людей не считают. Для них мы колония. Они прибыли сюда грабить и колонизировать. В Архангельске уже чуть ли не бурские концлагеря. Неужели вам нравится такая интервенция? Интервенты всех стран – соединяйтесь! Вот к чему вы Россию ведете, да?
– А тебе-то какое дело до России? – вскипел Колчак и, подойдя вплотную, бросил с ненавистью: – Немка!
Лицо Татьяны побагровело, лоб пошел пятнами.
– Татарин! – выпалила она в ответ.
Колчак смолчал, поиграл желваками, сверля ее взглядом, затем резко отвернулся и прошел к окну.
Татьяна хотела выбежать вон, но удержала себя, осталась посреди кабинета.
– Прошу меня простить. Был несдержан, – сказал Колчак, не поворачиваясь.
Гостья прошла к стулу и снова села.
Не глядя на Колчака, сказала в воздух:
– Бабушка очень не любила маму. И великая княгиня Мария Павловна – тоже. Они говорили, что мама – немецкая шпионка и реакционистка… А ведь мама в Англии выросла, и родным ей был английский. Они с папой на нем да на русском разговаривали. Я вот немецкий и не знаю, хотя пытались учить. А Алешу – даже учить не пробовали. Так что когда вы меня немкой назвали…
Татьяна не договорила.
Отойдя от окна, Верховный правитель взял стул и сел рядом, положил ногу на ногу, сверху сомкнул руки в замок и опустил на них подбородок.
– На горячие источники бы сейчас, в Японию… – сказал он тихо.
– Что?
– У меня суставный радикулит с тридцати лет, как в Арктике был, а сейчас мне сорок четыре. Порой скручивает так, что ходить не могу… Только семья моя это видела да Анна Васильевна.
– Мне жаль.
– Не извиняйтесь, – Колчак тяжко вздохнул и добавил: – Да уж… Вот тебе, бабушка, и Месопотамский фронт.
– Знаете, Александр Васильевич, если подумать, судьба России всегда решалась людьми иной крови. Мы ничем не хуже.
– Что вы предлагаете? Вы тут меня разнесли. Дело моей жизни по кусочкам разобрали. Что мне делать, чтобы мы выиграли?
– Я пока не знаю, – ответила Татьяна. – Но я обязательно придумаю.
– Тогда думайте быстрее. Прошу вас.
Часть 3
Черная гвардия
После разговора с Колчаком Татьяна вернулась на «Везучий». Со дня включения ее в состав штаба Александр Васильевич назначил Татьяну комендантом бронепоезда и основной
