Внезапно невидимая сила тянет меня назад, сквозь туман и мглу, возвращая меня в реальность. Откидываюсь на стуле, не понимая, где я, и боясь вздохнуть. Подаюсь вперед, опираясь руками о стол в попытке восстановить дыхание.
Затем медленно поднимаю голову, глядя через стол перед собой. Сквозь узкие щелочки глаз Волдеморт наблюдает за мной.
— Думаю, ты понимаешь, что то, что ты только что видела, очень беспокоит меня, — ледяным и спокойным тоном произносит он. Думаю, он все еще зол. Но не уверена, я совсем его не знаю.
Но, по крайней мере, я могу свободно вздохнуть; Волдеморт не подозревает, что я что-то знаю об исчезновении Долохова. Нет, он всего лишь хочет знать, что происходит между мной и Люциусом. Здесь у него есть все основания для подозрений. Также как и у Беллатрикс были какие-то мысли на этот счет. И у Долохова.
Но ведь на самом деле ничего и нет. Так с чего бы мне волноваться?
Верно?
Волдеморт кладет руки на стол перед собой. Я слегка откланяюсь назад. Красные глаза впиваются в меня, но я не ощущаю воздействия легиллименции. Слава Богу!
— Сначала мне казалось, что это пустяки, — шепчет Волдеморт. — Зачастую происходит так, что между надзирателем и узником возникает своего рода связь. Так уже было с другими Пожирателями Смерти, и так будет всегда, — его глаза потемнели. — Но, когда он пошел против моего прямого приказа и решил поймать тебя вместо Поттера в доме Уизли… это было уже слишком. Когда один из твоих самых преданных слуг решает ослушаться приказа ради того, чтобы удержать подле себя пленницу-грязнокровку, это возбуждает определенные подозрения.
Он выжидательно смотрит на меня, но я никак не реагирую на его провокации.
— Беллатрикс и Антонин высказывались мне по этому поводу, — продолжает он. — Сначала я не придавал этому значения, списывая все на ревность. Антонину уж больно хотелось прибрать тебя к рукам с самого момента твоего похищения, а Беллатрикс… ну, скажем, у нее имелись свои причины противиться вашим отношениям, какими бы они ни были.
Хм… я и не думала, что даже Волдеморт знал о связи Беллатрикс и Люциуса.
— Скажи-ка мне, — он наклоняется ближе, глядя на меня через стол, — что у вас с Люциусом?
С трудом сглатываю вставший в горле ком и стараюсь сохранить спокойствие и ровное дыхание.
— Я не понимаю, о чем вы, — голос срывается. Ненавижу себя за это!
Волдеморт мерзко улыбается.
— Мне произнести это вслух, девочка? А Люциус говорил, что ты умная, — он лениво откидывается на спинку кресла, не спуская с меня глаз. — Расскажи мне, как вы общаетесь друг с другом?
Делаю глубокий вдох, чувствуя, как бешено бьется сердце. Тудум-тудум-тудум. Спокойно. Расслабься.
— Ну, в начале он пытал меня, — пытаюсь говорить монотонно и без единой эмоции. — Но вы и сами это знаете. Ему нужна была информация, вот он и мучил меня. Но с тех пор как мы приехали сюда, он все больше оставляет меня одну. Мы видимся, только когда он провожает меня на уборку дома, либо когда он приносит мне еду. Вот и всё.
Его глаза сужаются в узкие щелочки, подозрительно глядя на меня.
— И больше ничего? Вы больше никак не общаетесь?
Я догадываюсь, о чем он. Но мой ответ это не совсем ложь.
— Нет, — коротко отвечаю я. — Мы почти не разговариваем.
Он заметно расслабляется, задумчиво поглаживая подбородок.
— Должен признать, ты говоришь правду, — бормочет он, вновь подаваясь вперед. — Но ответь мне, Гермиона, разве ты не боишься его?
Киваю. На этот раз я могу ответить честно.
— Конечно, боюсь… после всего, что он сделал со мной…
— Нет, ты меня не поняла. Я имел в виду, боишься ли ты его как мужчину?
Мгновение колеблюсь. Как я могу ответить на этот вопрос, если и сама не знаю на него ответа?
— Нет, — уверенно произношу я. — Я очень быстро поняла, что моя грязная кровь в какой-то мере гарантирует мою безопасность в этом плане, особенно, когда дело касается Люциуса. Он питает ко мне лишь ненависть и ничего боле, я уверена в этом.
Некоторое время он смотрит на меня, а потом его губы расплываются в улыбке. Становится очевидным, что мой ответ его полностью удовлетворил. Да, возможно, что какие-то подозрения еще остались, но, сдается мне, он понял, что между Люциусом и мной ничего нет.
Выходит, он проглотил твою ложь.
Волдеморт поднимается и, медленно обогнув стол, подходит ко мне, замерев у моего стула и глядя на меня сверху вниз.
Последние силы уходят на то, чтобы не подпрыгнуть на месте.
— Значит, Люциуса ты не боишься, — он подводит итог, пристально изучая мое лицо. — Тогда, чего ты боишься, Гермиона?
Он думает, я приняла веритасерум, поэтому я должна ответить. Но я не собираюсь говорить ему правду. Если он узнает, чего я боюсь больше всего на свете, тогда ему станет известно то, что он так жаждет узнать обо мне и Люциусе.
— Смерти, — бросаю я. — Я очень боюсь умереть.
Такой простой ответ. Но все же не совсем правдивый. Возможно, когда-то я и вправду боялась смерти, но с тех пор как меня похитили, я поняла, что Дамблдор был прав, когда говорил Гарри, что в мире есть вещи пострашнее неё.
Волдеморт улыбается так, словно прекрасно меня понимает. Ну, да, он думает, что у нас есть что-то общее. В конце концов, он же создал хоркруксы.
— Ну, что ж, в ближайшем будущем тебе ничего не угрожает, — тихо произносит он. — Люциус проследит за этим. Ты уже столько раз была на волоске от смерти, и если бы не его вмешательство… — он скалится так, будто лишь нам с ним понятен смысл его слов. — Ты не должна винить меня за определенного рода подозрения.
В горле пересохло так, словно я пробежала полосу с препятствиями.
— Думаю, вы правы.
— Хорошо, — кивает он, — тогда, на сегодня все. Можешь встать.
Он отходит назад, и я быстро вскакиваю со стула в предвкушении, что, наконец-то, сейчас уйду отсюда.
Он идет к двери, жестом приказав следовать за ним. Но перед тем, как открыть ее, он медлит.
— А скажи-ка мне, — шепотом начинает он, подходя ко мне ближе. Меня почти тошнит от его близости. — Ты утверждаешь, что Люциус тебя ненавидит. Но почему?
Меня будто столкнули с обрыва. Мне не за что ухватиться, и только и остается что падать, пока я не разобьюсь.
И все, что я могу сказать, — самый очевидный ответ.
— Он ненавидит меня, потому что я грязнокровка, — спокойно отвечаю ему. — Все из-за этого.
— Ах, Гермиона, — он усмехается, — разве ты не видишь, что больше всего его бесит твоя гордость? Ты гордишься тем, кто ты есть, и это выводит его из себя.
Он открывает дверь, Люциус ожидает в коридоре, на лице — бесстрастная маска.
— Отведи грязнокровку в ее комнату,
