— Прошу простить меня, милорд, но я бы предпочла, чтобы кто-то другой позаботился о девчонке. Мой сын еще слишком молод…
— Я не ребенок, мама! — Шипит Драко, заливаясь краской, потому что в толпе Пожирателей раздаются смешки.
— Хорошо, Нарцисса. Кто я такой, чтобы идти против желания матери? — Произносит Волдеморт. — И я понимаю твою точку зрения. Драко действительно слишком юн для этого задания. Из девчонки нужно будет пытками вытаскивать информацию, а для этого больше подойдет человек… с опытом. Тем более Драко давно знаком с Грэйнджер, поэтому не исключено, что он не сможет приложить достаточно усилий в выпытывании того, что нам нужно. Здесь требуется абсолютное хладнокровие и голый расчет.
Драко открывает было рот, но Люциус кладет руку ему на плечо, призывая сына к молчанию. Тот с обидой смотрит на мать, но она не отрывает взгляда от Волдеморта.
Темный Лорд переводит взгляд на Люциуса, который уже отпустил сына и вновь стоит со скучающим видом. И будь я проклята, если в его взгляде не горит желание, чтобы это собрание поскорее закончилось.
— Люциус? — С улыбкой обращается лорд к одному из своих слуг.
— Да, мой лорд? — Бесстрастно отвечает Малфой-старший.
Волдеморт улыбается еще шире, словно ему в голову только что пришла гениальная идея.
— Я хочу, чтобы ты доставил ко мне Гермиону Грэйнджер в ближайшие двадцать четыре часа. И она должна быть жива и в достаточно здравом уме, чтобы ответить на мои вопросы. Я запрещаю тебе наносить ей слишком большой вред. Все ясно?
Брови Люциуса взлетают вверх, выдавая его удивление, но он лишь кивает.
— Да, мой господин, я сделаю все, что в моих силах, и приведу девчонку.
Перед глазами плывет туман, и меня крутит в вихре серебристой дымки. Когда все проясняется, я оказываюсь в другой комнате — она очень похожа на ту, в которой я только что была, но немного меньше.
Люциус стоит на пороге, а Волдеморт сидит в большом кресле у камина.
— Как тебе грязнокровка? — Спрашивает Темный Лорд.
— Заносчивая, дерзкая и утомительная до безобразия, — усмехается Люциус.
Волдеморт тоже смеется.
— Так что, совсем никаких положительных моментов?
— Только один — ее очень легко сломить. Я уверен, что мне не потребуется много времени, чтобы узнать у нее всё, что нам нужно.
— Хорошо, — произносит Волдеморт. — Но не останавливайся, пока не вытрясешь из нее все.
— Конечно, милорд. Всегда приятно ставить на место зазнавшуюся грязнокровку. И клянусь Мерлином, этой девчонке определенно нужно знать свое место…
Картинка вновь сменяется другой — я опять в большом зале.
Но на этот раз я тоже здесь, я имею в виду воспоминание. И другая я сейчас укачивает Рона в объятьях, мы сидим на полу, окруженные Пожирателями Смерти.
Лицо Рона раскраснелось, и на нем кровавые подтеки, но он смотрит на Люциуса снизу вверх с такой ненавистью.
— Если он умрет… если он умрет, клянусь, я…
— Что? — Обрывает его Люциус. — Что ты можешь сделать, глупый мальчишка?
Я не смотрю на Рона и себя; на то, как он встает, пошатываясь и спотыкаясь, а я поддерживаю его, не давая упасть. Нет. Мой взгляд прикован к Люциусу, который смотрит на Рона с откровенной ненавистью и смеется. Зловещий издевательский смех Волдеморта эхом вторит ему.
Люциус ненавидел Рона уже тогда, когда тот был похищен. И тогда я не понимала, почему.
— ЗАМОЛЧИТЕ! — Кричит Рон. — Если мой отец умрет, я порву вас на куски, клянусь…
— Не смей говорить без разрешения, — Люциус поднимает палочку. — Круцио!
Нет. Сейчас не время сходить с ума. Все ведь уже позади. С Роном все хорошо, и это лишь воспоминание.
— ОН НИЧЕГО НЕ СДЕЛАЛ, — другая я бьется на грани истерики, а Люциус спокойно наблюдает за тем, как Рон катается по полу, содрогаясь от боли. — ПРЕКРАТИТЕ! НЕ НАДО!
— Хватит! — Приказывает Волдеморт.
— Как прикажете, мой лорд.
Другая я бросается утешать Рона, Волдеморт поворачивается к Люциусу.
— Если кому и позволено наказывать мальчишку за его длинный язык в моем присутствии, то это только мне, Люциус.
— Простите, милорд. Я просто больше не мог терпеть его наглость.
— Хммм, — Волдеморт, нахмурившись, смотрит на Люциуса, и в этот миг обстановка снова меняется. Впрочем, комнаты почти все похожи друг на друга. Вот и сейчас я оказываюсь в полутемной комнате, но другой меня здесь уже нет.
Волдеморт сидит в большом кресле с задумчивым выражением лица, и — о, Боже! — мое сердце уходит в пятки. Долохов стоит перед ним, монотонно рассказывая:
— Он все время проводит с ней, каждую свободную минуту. Я говорю вам, что-то тут не чисто. Он закончил допрашивать ее несколько дней назад, но все еще продолжает настаивать на их встречах, говоря, что просто хочет научить ее повиновению, но…
— Я все прекрасно слышу, Антонин, но, боюсь, не могу поверить тебе, — спокойно произносит Волдеморт. — Я даже мысли такой о Люциусе не могу допустить. Видишь ли, его преданность чистокровным идеалам — главная причина, по которой я абсолютно уверен в его верности.
В глазах Долохова полыхает яростный огонек, а губы сжимаются в тонкую линию.
— Я знаю, это на него не похоже. Она ведь грязнокровка, и обвинять его в таком… но с этой девчонкой все по-другому. Раньше он запросто мог оставить узника умирать, и ему было все равно, грязнокровка это или маг. Но она имеет над ним какую-то власть, готов побиться об заклад.
— Ты точно уверен, что в тебе говорит не ревность? — Спрашивает Волдморт скучающим тоном. — Я слышал, что ты и сам непрочь был заняться ею. Люциус и Белла рассказали мне о том, как ты пытался пробраться к ней в комнату.
Долохов побелел.
— Мой лорд, я просто хочу открыть вам глаза на происходящее…
— Что за неуважение? — Темный Лорд, наконец, поворачивается к Долохову, глядя на него в упор.
В глазах Долохова плещется страх.
— Нет, милорд. Простите.
— Ну, вот и хорошо. Я доверяю слову Люциуса больше, чем твоему. С чего бы мне верить человеку, чьи желания настолько примитивны, что он готов запятнать свою репутацию, связавшись с грязнокровкой, чем тому, кто действует с почти фанатичным азартом, истребляя с лица земли грязнокровок и магглов.
— Я всегда был верен вам! — Возмущается Долохов. — И меня хоть раз вознаградили?
Волдеморт возводит глаза к потолку и направляет палочку на Пожирателя Смерти.
— Круцио!
Видение мучительной агонии Долохова покрывается дымкой, и окружающая обстановка вновь сменяется другой. Несмотря на то, что многие помещения в доме похожи, я безошибочно узнаю это место.
Люциус поднимает меня на руки, а я… Боже! Я выгляжу просто ужасно! Вся в крови, порезах и ожогах. Волосы на голове слиплись от крови, а глаза едва заметны в узеньких щелочках темно-лиловых вспухших век. Он подхватывает меня, а я обнимаю его за шею.
Он смотрит прямо перед собой, я же — поворачиваю голову в сторону Волдеморта, который внимательно наблюдает за нами.
И в этот