Люциус делает взмах палочкой, и я задыхаюсь от боли, потому что на моей ладони появляется кровоточащий порез. Рон резко выдыхает, явно жалея меня, но мне все равно. Я равнодушно смотрю на рану. Я видела ее раньше. Я помню и знаю каждый шрам, оставленный Люциусом на моих руках.
— Чары Уизли не идут ни в какое сравнение с той властью, что я имею над тобой, грязнокровка. Ты и сама это понимаешь. Порой это выглядит смешно и жалко — то, как все твое существование стало зависеть от меня, пусть ты и не хотела этого.
Глубоко вздыхаю, так, что легкие вот-вот лопнут. Уверена, Рону очень больно слышать это. И я даже представить не могу, насколько…
Украдкой смотрю на него. Гримаса боли и горечи исказила его лицо.
Ласково беру его за руку.
— Не слушай, Рон, — шепчу ему. — Он просто пытался достать меня. Все это неправда.
Ложь. Ложь. ЛОЖЬ.
Дымка вновь размывает картинку перед нами, пряча от меня выражение его лица, и на какое-то мгновение мне кажется, что сейчас мы покинем Омут…
Но нет. Пощады не будет. Мы в комнате Люциуса, но это очередное воспоминание.
Люциус стоит в углу комнаты, глядя в большое зеркало напротив себя.
Кажется, целую вечность он смотрит на свое отражение. В его лице смешались ненависть и борьба.
— Что он делает? — тихо спрашивает Рон.
Но в следующую секунду он находит ответ на свой вопрос.
Люциус резко поворачивается и, схватив со стола серебряный подсвечник, с силой швыряет его в зеркало.
Миллионы осколков летят в разные стороны и осыпаются на пол.
Рон потрясенно вскрикивает, но я едва слышу его. Мой взгляд прикован к Люциусу, стоящему на разбитом стекле.
Воспоминание опять ускользает, растворяется в воздухе.
— Что это была за чертовщина? — голос Рона пробивается ко мне сквозь дымку. Он в замешательстве.
Но я-то знаю, в чем дело. Люциус ненавидит не только меня.
— Не знаю, — кричу сквозь плотную завесу тумана. — Пожалуйста, Рон, давай выбираться отсюда. Прошу тебя!
Но он не отвечает, и когда еще одно воспоминание обретает четкость, я с ужасом понимаю, что моя жизнь кончена. Всё кончено.
Всё, что когда-либо было у меня с Роном, закончится здесь и сейчас.
Мы все еще в комнате Люциуса. Но на этот раз он не один.
Вся в слезах я медленно приближаюсь к нему, шепча:
— Не такие уж мы и разные, ты и я. Ты сам много раз говорил мне об этом, помнишь?
Господи Боже! Нет! Только не это! Рон не должен увидеть это!
Поворачиваюсь, хватая Рона за плечи, разворачивая его к себе и обнимая.
— Прошу, Рон, пойдем отсюда, — скороговоркой выпаливаю я. — Молю тебя, давай уйдем, ты не можешь увидеть…
Но он не слышит меня. Поверх моего плеча он видит, как я медленно подхожу к Люциусу.
Его лицо… мне больно видеть это. Он выглядит так, словно его мир в одночасье рухнул. Что-то знакомое мелькало в его глазах в ту ночь, когда Эйвери сказал, что сохранит жизнь Джинни лишь в том случае, если Рон переспит с ней.
Я больше не могу лгать ему.
— Я не… — начинает Люциус, но я протягиваю руку и касаюсь его лица.
Боже, останови это, пожалуйста!
— Я — человек, Люциус. Такой же, как ты.
В отчаянии трясу Рона за плечи.
— Пожалуйста, Рон!
Но он остается глух. С ужасом он смотрит, как я привстаю на цыпочки и целую Люциуса, а он, на мгновение отстранившись от меня, возвращает поцелуй, яростно сминая мои губы, а затем берет на руки и несет к кровати.
Теперь я знаю, как выглядит тот, чье сердце разбито.
Закрыв рот рукой, захлебываюсь слезами. Никогда не видела Рона таким.
Я больше никогда не смогу взглянуть ему в глаза. И я не в силах смотреть на то, что происходит в воспоминании. Боже мой, Рон, мне так жаль!
Поворачиваюсь ко всему спиной и, едва осознавая это, падаю на колени, потому что ноги мне больше не подчиняются.
Боль затопила меня, и, зарывшись пальцами в волосы, я тихо всхлипываю, пока Рон продолжает смотреть, как я предаю его худшим из всех способов. Что я наделала, что же я наделала?
Но я не могу отвернуться от звуков. Учащенное дыхание, вздохи, рычание Люциуса, мои стоны. Глас моего вероломства.
Не могу больше выносить это. Закрываю уши, чтобы не слышать… Не хочу слышать то, что слышит Рон. И не буду думать об этом, потому что сердце рвется на части при мысли о том, что сейчас чувствует Рон. Слезы катятся по щекам. И этот поток никогда не иссякнет и не утихнет…
Но это еще не всё.
Туман, появившийся из ниоткуда, окутывает нас, и я поднимаю голову, уронив руки на колени.
Ни единого звука. Лишь звенящая тишина.
Но эта тишина — самый громкий звук из всех, что я когда-либо слышала. Непереносимая тишина предательства. Туман наконец рассеивается.
Как в замедленной съемке я оборачиваюсь. Я не смотрю на Рона, но даже если бы решилась, то увидела бы только его затылок. Нет, я смотрю на следующее воспоминание, разыгрывающееся перед нами.
Все та же комната Люциуса, но теперь всё совсем иначе. На какой-то момент мне кажется, что комната пуста, но затем взгляд цепляется за розовое платье на полу и рядом — черная мантия.
Следом взгляд натыкается на кровать.
Я лежу на спине, закинув одну руку под голову. Мои глаза закрыты, грудь размеренно поднимается и опускается в такт дыханию.
Люциус лежит рядом и смотрит на меня, полуприкрыв глаза.
Как долго он наблюдает за мной? Словно загипнотизированый. Как будто он не может отвести глаз от меня.
Он протягивает руку и проводит пальцем по моей щеке. Я чуть шевелюсь во сне, вздыхая.
На мгновение его глаза вспыхивают, но в следующую секунду он, обняв меня за талию, устраивается поудобнее подле меня и засыпает.
Едва слышный всхлип выводит меня из состояния оцепенения.
Только теперь я нахожу в себе силы взглянуть на Рона.
Его глаза опущены в пол, он плачет.
Еще один всхлип, и Рон поднимает голову. Он выглядит таким потерянным. Как будто всё, о чем он мечтает, это поскорее выбраться отсюда и забыть обо всем, что он видел здесь.
— Верни меня обратно, — охрипшим голосом шепчет он.
Внезапный гул и свист пронзает слух, и я наблюдаю, как Рон поднимается в воздухе выше и выше, быстрее и быстрее…
Он ушел.
Слезы и не прекращали катиться по щекам. Горькие слезы, слезы боли и страдания.
Что же я наделала? Я такая стерва, такая дрянь. Как я могла так с ним поступить?
Почему я думала, что смогу скрыть от него правду? Такое предательство не может вечно оставаться в секрете.
Я все еще здесь: изливаю свое горе, горячие слезы с новой силой хлынули из глаз.
Я не могу уйти
