Судорожно вздыхаю.
— Гермиона? — тихо зовет меня Рон. — Ты в порядке?
Я киваю, возможно даже слишком решительно.
— Конечно. А в чем дело?
— Ну, для начала, ты красная, как рак: такое чувство, будто у тебя вот-вот дым из ушей повалит.
— Еще бы! Не очень приятно слышать такое…
— Но… я все-таки не понимаю, — озадаченно начинает Рон, — зачем он хранит это воспоминание?
— Не знаю. Да и все равно мне, — беру его за руку. — Пожалуйста, давай уйдем отсюда.
— Тебе совсем не интересно? — хмуро спрашивает он. — Даже капельку?
— Нет. А теперь пошли!
Он сбрасывает мою руку, напряженно глядя на меня.
— Почему ты так хочешь уйти? — и мне кажется, что этот вопрос он задает больше самому себе, чем мне.
Собираюсь что-то сказать, но тут же закрываю рот. Мне нечего ответить.
Повисает долгая пауза.
— Что ты не хочешь, чтобы я увидел? — шепчет он, и в его глазах я ясно вижу страх.
И этот страх — отражение ужаса, охватывающего меня, когда я осознаю, что мы оказались в моей комнате: здесь темно — хоть глаз выколи! — но сморщенная рука на прикроватном столике рассеивает тьму.
Внутренности скручивает от того, что предстает нашим глазам.
Я лежу на кровати в окровавленном платье, и Люциус… рядом со мной.
Теперь я могу видеть его лицо. Я не могла тогда, но теперь, когда Рука Славы освещает комнату…
Я распластана под ним, юбка задрана до пояса, и Люциус… он между моих разведенных обнаженных бедер.
Рон судорожно вздыхает.
— Ты действительно стоишь всех неприятностей, что свалились на мою голову по твоей вине? — шепчет Люциус. — В конце концов, откровенно говоря, ты неполноценный человек, — его рука перемещается ниже, мне на грудь, но я не могу отвести взгляд от его лица. Он смотрит на меня из-под полуопущенных век.
Все же дело было вовсе не в силе и власти.
— Почему я должен терпеть все эти неприятности из-за тебя?
Решаюсь взглянуть на Рона.
Он готов вот-вот лопнуть от ярости.
У меня нет слов. Да и что я могу сказать?
Может… если он увидит только это воспоминание, я смогу увести его отсюда и свалить все на Люциуса, только ведь это все равно… ну, формально это не будет ложью, так?
В это время Люциус спускает с меня платье, обнажая грудь.
Я сжимаюсь от непонятного чувства. Рон никогда не видел меня голой, и это только воспоминание, но все же…
Люциус жадно осматривает меня, его зрачки расширены и подобны глубокой черной бездне. Он смеется, когда я пытаюсь вывернуться из его рук.
И это к лучшему. Пусть Рон видит, что я сражалась. Так будет лучше, правда?
— Нет смысла проявлять скромность теперь, грязнокровка.
— Ублюдок, — шепчет Рон. — Ты… ты…
— Возможно, ты все же стоила тех неприятностей, — со вздохом заключает Люциус.
Рон выглядит так, словно его глазам предстала самая отвратительная сцена из всех, что он когда-либо видел. Не думала, что он может испытывать такую ярость и гнев.
— Грязный кобель, — в его голосе неприкрытая ненависть.
Он поворачивается ко мне.
— Почему… почему ты его не остановила? — тихим голосом спрашивает он.
— Думаешь, я хотела этого? — мой голос звенит от отчаяния. — У меня не было выбора, — я киваю в сторону воспоминания. — Смотри, что будет дальше. Просто смотри!
В этот момент Люциус наклоняется ко мне слишком близко, и хотя я знаю, что будет дальше, но все равно внутри все сжимается от страха.
Он смотрит на меня.
Просто смотрит.
Мои глаза закрыты.
И в следующую секунду отвращение и ненависть искажают черты его лица, и он медленно выпрямляется.
— Ха! Нет, не думаю, — шепчет он. — Ты почти получила то, что хотела, да, маггловская шлюха?
И он бьет меня по лицу. Снова и снова. Я кричу от боли, а он шипит сквозь зубы:
— Заткнись, дрянь. Ты отвратительна!
Он толкает меня через всю комнату, — Рон в этот момент кричит от ярости, — и я врезаюсь в туалетный столик. Воспоминание тускнеет и исчезает…
Рон поворачивается ко мне, пока мы плывем сквозь смог, и берет меня за руку.
— Что он сделал с тобой, Гермиона? — шепчет он. — Что? Я убью его, клянусь, я убью этого больного ублюдка.
Молча качаю головой, потому что понятия не имею, что будет дальше.
Лучше будет промолчать.
Мы вновь оказываемся в моей комнате, но на этот раз все по-другому. По крайней мере, свечи на стенах комнаты освещают ее.
И я тоже там. Лежу на полу, лицом вниз, содрогаясь от рыданий.
Но я в том же самом платье, что и в предыдущем воспоминании.
Кажется, я знаю, когда это было. Люциус только что застал нас с Роном, обнимающихся, и в ярости вышвырнул его из комнаты.
Боже, умоляю… это нечестно!
— Господи, Гермиона, что он сделал с тобой? — дрожащим голосом спрашивает Рон.
Хороший вопрос.
Я помню это. Это был один из самых унизительных моментов в моей жизни. Я не знала, что чувствовать и что думать. Люциус изменил всё, и я не понимала — почему.
Боковым зрением замечаю, что Рон наблюдает за мной, но я опускаю глаза в пол и качаю головой.
Люциус врывается в комнату, резко распахивая дверь.
— Я же сказал тебе, чтобы к моему приходу ты встала с пола!
Он поднимает палочку, и я кричу от боли. Заклинанием он вздергивает меня с пола и тащит через комнату, прижимая другим заклинанием к стене.
Рон поворачивается ко мне, его лицо полыхает от злости.
— Как ты позволяешь ему делать это? — он хватает меня за руку и сжимает ее. Сильно. Больно. — Почему ты не сопротивляешься?
Сбрасываю его руку.
— А что я могу? — слышу голоса из воспоминания, но не улавливаю смысла слов. — Ты когда-нибудь мог сопротивляться Беллатрикс или Эйвери? У них есть палочки! Бога ради, Рон, да даже если бы у него ее не было, Люциус намного сильнее меня…
— Неправда! — шипит он. — Нет! Это смешно! Посмотри на себя! Ты позволяешь ему делать с собой всё, что ему заблагорассудится!
— У меня не было выбора! — надломленным голосом возражаю я. — У меня никогда не было выбора, никогда! Он не давал мне ни единого шанса. Он никогда…
Умолкаю на полуслове. Не могу ручаться за себя, ступая на столь зыбкую почву. Надеюсь, если я промолчу, мы выберемся отсюда раньше, чем увидим что-нибудь похлеще того, что было.
— Видишь, грязнокровка, ты принадлежишь мне, — тихо произносит Люциус. Рон и я поворачиваемся, чтобы увидеть, как Люциус проводит большим пальцем по моим губам. Его лицо так близко. Слишком близко. — И ты знаешь это. Я вижу правду в твоих бездонных глазах.
С трудом сглатываю ком в горле.
— Рон, я…
— Ш-ш-ш, — он внимательно смотрит на нас с Люциусом и хмурится.
Почти плача от отчаяния, я тоже поворачиваюсь к воспоминанию.
Люциус убирает руку от моего лица и опускает ее вниз, смыкая пальцы на моем запястье и прижимая руку к стене.
— Ты знаешь, что не я захватил власть над тобой, ты сама, по собственному желанию, дала мне в руки оружие и подчинилась
