Упрямо сжав губы, опускаю глаза в пол и с усилием принимаюсь за работу. Я, должно быть, спятила. Какой же дурой надо быть, чтобы надеяться, что он изменится, или что у меня получится его изменить.
Ох, бедные дети…
Я ничего не могу поделать.
Но я должна что-то предпринять!
Что, например?
— Драко, если ты не настроен на выполнение задания, можешь остаться, — небрежно бросает Люциус. — Вряд ли нам будет тебя не хватать.
Повисает пауза, и когда Драко начинает говорить, в его голосе звенят нотки негодования, тем не менее он не пытается возражать отцу.
— Спасибо, отец.
Замираю на секунду, а затем принимаюсь со злостью возить шваброй по полу.
— Однажды ты должен повзрослеть, знаешь об этом? — высокомерно произносит Люциус.
Еще одна затянувшаяся пауза, и когда Драко отвечает, его голос звучит очень угрюмо.
— Да, отец.
И вновь появляется это чувство — жалость, которую я однажды почувствовала к Драко. Не знаю почему, и мне очень хочется, чтобы это чувство исчезло, чтобы никогда не появлялось. Просто… он постоянно пытается угодить Люциусу, но у него никогда не получается.
С иронией думаю, что если бы Драко иногда отстаивал свое мнение, Люциус мог бы в конце концов начать уважать его. Ведь… не по этим ли причинам он уважает меня? Что же он сказал тогда, давным-давно? Я мог бы почти уважать тебя…
Он настолько привык, что люди делают так, как он говорит, что для него было в новинку встретить сопротивление.
Эйвери внезапно начинает смеяться высоким, мелодичным смехом, но он кажется мне скрипом ногтей по классной доске.
— Не бери в голову, Люциус, — протягивает он. — Мы найдем кого-нибудь нам в подмогу. Может быть, Уизли согласятся приложить к этому руку, если они не слишком заняты сегодня.
Замираю на месте, чувствуя, как холодеет кровь в венах.
Нет. Нет.
Вскидываю голову и вижу, что Люциус увлеченно разглядывает лежащую перед ним карту, не обращая внимания на Эйвери, но на скулах его играют желваки. С уверенностью могу сказать, что в данный момент он лихорадочно соображает, и я, кажется, догадываюсь, насчет чего: он, может, и ненавидит Уизли, но отлично помнит, что обязан Рону за то, что тот хранит наш секрет…
Верно?
— Думаю, это излишне, — его голос поразительно бесстрастен. — Мы ведь не хотим, чтобы они вновь взбунтовались? Только не сейчас, когда они так полезны для нашего дела.
Эйвери ухмыляется, хитро поглядывая на Люциуса.
— Темный Лорд говорит, что они, возможно, уже бунтуют.
Мне становится трудно дышать.
Уизли не стали бы… поверить не могу. Они не станут рисковать жизнью Рона, не станут!
Эйвери лжет. Лжет!
Но у него ведь нет на это причин.
И что? Я уверена, Уизли не будут…
— Что ты имеешь в виду? — спокойным голосом интересуется Люциус.
Эйвери нарочито небрежно пожимает плечами, разглядывая свои ногти.
И в этом есть что-то… неправильное. Он совсем не тот человек, который стал бы говорить что-то без особой цели. Пустые разговоры — не его профиль.
— Очевидно, то, что я пытался сделать с братом и сестрой, не слишком им понравилось, — лениво тянет он. — С тех пор они как-то неохотно… следуют приказам.
О Боже, о господи… Я… я не знаю, что думать.
Слышу судорожный вздох Люциуса, но когда он говорит, то не поднимает головы от карты.
— Я же говорил, что это была плохая идея, — скучающим тоном замечает он.
Эйвери ухмыляется.
— Ну, тем не менее, их ценность для Темного Лорда заметно упала, — бесцветным голосом произносит он. — Совсем недавно он говорил, что, может быть, от мальчишки будет больше пользы.
Непонимающе хмурюсь: к чему он клонит?
Люциус медленно поднимает голову, и на его лице читается понимание и неприязнь к тому, о чем говорит Эйвери.
Драко выглядит таким же сбитым с толку, как и я.
От улыбки Эйвери у меня внутри все леденеет.
— Он не может использовать мальчишку, — задумчиво тянет Люциус. — Если Поттер не приходит за своей грязнокровкой, тогда он не придет и за уизлевским отродьем.
По спине бегут мурашки, когда до меня постепенно доходит.
Как бы то ни было, до Люциуса дошло гораздо раньше: на его лице застыло напряженное выражение, как происходит всегда, когда он пытается скрыть свои истинные эмоции.
— Ну, если честно, Люциус, не думаю, что господин знает, что с ним делать, — произносит он, и я задаюсь вопросом: как много из этого разговора он спланировал заранее? В его словах звучит несколько… вымученная небрежность. — Уже дважды его планы заманить Поттера с помощью грязнокровки терпели крах, и у него создается впечатление, что нашего героя девчонка совсем не волнует.
Крепче сжимаю швабру, в сердце будто вонзили нож: боль невыносима, потому что я больше не могу лгать самой себе, что это неправда. Гарри два раза упускал меня. Знаю, что он не может ставить меня превыше всего магического мира, но… это все равно больно.
— Он начинает думать, что мальчишка Уизли будет более полезен, — продолжает Эйвери. — Тем более мы слышали из нескольких источников, что он был ближе к Уизли, чем к грязнокровке.
— Это правда, — вмешивается Драко. — Они всегда и везде были вместе, жалкое зрелище.
Внутри все переворачивается. Гарри действительно был ближе к Рону, я всегда знала об этом… ну почему же так больно?
— В самом деле. Итак, — безразлично разглядывая ногти на руках, начинает Эйвери, — совсем скоро ты должен будешь избавиться от нее, Люциус. В конце концов, если нам она больше ничем не может быть полезна, то и для тебя надзор за ней становится обузой, должно быть. Позволю себе заметить, ты вздохнешь с облегчением, когда избавишься от нее, уж поверь мне.
С трудом сглатываю ком в горле. Эйвери… знает! Или подозревает. Иначе и быть не может…
И Люциус… Господь всемогущий, ему придется убить меня. У него просто нет другого выбора. Его жизнь или моя.
Он бледен, потемневшими глазами сверлит карту, но я знаю, что он не видит перед собой ничего. Он вцепился в столешницу так, что побелели костяшки пальцев.
Эйвери и Драко наблюдают за ним, но Драко, кажется, более пристально. Он сильно хмурится, потому что реакция его отца не совсем ему понятна.
Он бросает на меня обвиняющий и крайне подозрительный взгляд, а затем вновь поворачивается к отцу. Неуверенно протягивает руку, касаясь Люциуса.
— Отец?
Тот резко встает, со скрипом отодвигая стул.
У меня перехватывает дыхание.
На короткий миг он закрывает руками лицо, справляясь с эмоциями; и вот оно, как обычно, застыло — невозмутимое и спокойное.
— Прошу меня простить, — едва шевеля губами, произносит он. — Я должен закончить последние приготовления к вечеру.
Не дожидаясь ответа, он поворачивается и выходит из комнаты, прикрывая за собой дверь.
Повисает тишина.
Дрожа, бросаю взгляд на Эйвери и Драко. Все
