Чуть не давлюсь воздухом от удивления. Рон… он правда верит, что отец — Рон?
Сомневаюсь. Но… тогда, почему…
— О, — он приподнимает брови. — Твои мысли сейчас немного… пошли рябью, — его ледяной взгляд впивается в меня. — Ты хочешь, чтобы это был ребенок Уизли, но это не так, да?
Он выдыхает как-то… с недоверием. Но я не совсем уверена в этом, потому что не знаю его.
— Странно, — шепчет он. — Ребенок должен быть его — вот что я слышу в твоих мыслях. Но есть кое-что еще… ясно, как божий день, что отец не Уизли.
Он снова улыбается, только на этот раз… на этот раз его улыбка настоящая, а глаза больше не пусты: в них светится неподдельная радость.
— Фините! — указывая на меня палочкой, произносит он. Я не падаю на пол, мои глаза все еще открыты, так что, наверное, я могу говорить, вот только… что сказать?
— Так, если ребенок не мой, не Драко и не Уизли, тогда чей же? — протягивает он, улыбаясь и пристально глядя мне в глаза. — Не потрудишься ли назвать мне его имя?
Смотрю на него с отчаянием, не в силах думать ни о чем и ни о ком, кроме Люциуса. Он раскрыт, он унижен, он мертв…
Господи, позволь мне увидеть, как Люциус Малфой страдает, как он кричит, моля о пощаде. Позволь мне увидеть его смерть…
Я и не предполагала, о чем в действительности мечтала еще совсем недавно.
Эйвери усмехается, и, закрыв глаза, я падаю на пол, все вокруг плывет. Меня тошнит, о господи, я же вот-вот умру! Боже, помоги нам…
Он хватает меня за подбородок, впиваясь ногтями в кожу, и заставляет смотреть на него.
И от одного взгляда на него меня передергивает от ужаса.
Столь дикий, неописуемый триумф я видела много раз в глазах других людей. Его лицо буквально ожило. Это невыразительное, холодное лицо сияет, потому что он, наконец, нашел то, ради чего его сюда прислали. Эйвери — человек долга, так однажды сказал мне Люциус. И теперь его долг выполнен, а сам он выглядит так, словно получил ключи от рая.
— Скажи его имя! — резко бросает он.
Не могу… нет. Все кончено. Это конец. Нам конец. Боже праведный, отныне и во веки веков. Аминь. Все кончено.
Качаю головой, шаря взглядом по комнате.
Он вздыхает и на выдохе прикрывает глаза, словно гора упала у него с плеч, а когда вновь открывает глаза, в них прежние спокойствие и отрешенность; ничего невозможно прочесть.
— Твое молчание — дороже золота, Гермиона.
Не раздумывая ни секунды, хватаю его за мантию.
— Прошу вас, ради бога…
Он выхватывает материю у меня из рук, с удивлением глядя на меня.
— Зачем, почему? — мягко спрашивает он. — Что я сделал, кроме того, как постарался узнать тебя получше?
С улыбкой он склоняется надо мной, и я обреченно смотрю, как он тянет ко мне руку, чтобы стереть пальцем мокрую дорожку со щеки. Вздрогнув от его прикосновения, откидываю голову назад и чувствую, как глаза вновь наполняются слезами.
С тихим вздохом он вновь понимается на ноги.
— Ты — странное создание, Гермиона, — шепчет он. — Я наблюдал за тобой с тех пор, как прибыл сюда, пытался разгадать тебя. Признаться, я частенько думал, что ты… самая обыкновенная: девчонка с простыми чертами лица, достаточно глупая, чтобы выпить наше вино и устроить спектакль.
Касаюсь висков кончиками пальцев, стараясь не слушать.
— Также меня часто посещала мысль, что Темный Лорд ошибся, — продолжает он. — Что у Люциуса Малфоя — гордого, безжалостного аристократа Люциуса Малфоя — могло быть общего с нескладной, неуклюжей, глупой грязнокровкой? Чего он мог хотеть от нее?
Поднимаю на него глаза, чувствуя, во мне как закипает гнев.
Он же смотрит на меня так снисходительно, будто я едва ли ему интересна.
— Но у меня было задание, — в его голосе различимы нотки гордости и самодовольства. — И, кажется, я был неправ, ставя под сомнения догадки Темного Лорда, не так ли?
Перевожу взгляд на палочку в его руке, когда он опять наклоняется ко мне. Ох, если бы я только могла дотянуться до нее, тогда… вполне возможно…
— Темный Лорд всегда знает, Гермиона, — его ледяная улыбка вот-вот лишит меня рассудка.
Выбрасываю руку вперед, хватая его запястье, но в тот же миг свободной рукой он бьет меня по лицу. Боже, это больно, и у меня идет кровь… всхлипывая, хватаюсь за нос, не переставая плакать, пока Эйвери выпрямляется, покачивая головой в притворном сочувствии.
— Возможно, ты могла застать врасплох Люциуса, грязнокровка, — бросает он. — Но со мной такое не пройдет.
Потерянно смотрю, как он направляет на меня палочку, и невольно вскрикиваю, когда боль в сломанной переносице растворяется и исчезает.
Опускаю руки. Он улыбается.
Я все еще сижу на полу, подтянув колени к подбородку, и трясусь всем телом. Вот и все. Игра окончена. Мы умрем, Люциус и я. Оба.
Бесспорно.
— Как приятно, когда дело сделано, — не отводя от меня глаз, изрекает он. — Жаль, конечно, что Люциус, кажется, забыл, какой ценой в нашем мире дается чувство гордости. Какое несчастье, что ему пришлось… настолько окунуться в свои обязанности.
— Пожалуйста, — шепчу я, не зная, что еще сделать.
— Не проси о помощи, Гермиона, — качая головой, произносит он, и я даже слышу ложные извиняющиеся интонации в его голосе. — Никто — ни я, ни Бог, ни даже Люциус — теперь не спасет тебя.
Открываю было рот, но Эйвери стремительно делает шаг назад и, направив на меня палочку, произносит:
— Обливиэйт!
В оцепенении смотрю на него, стук сердца отдается в ушах: тудум-тудум-тудум…
Что ему нужно? Зачем он здесь?
Ничего. Скорее всего, ничего важного. Успокойся.
Успокоиться? Успокоиться?! Господи…
Он ничего не знает. Не знает, что что-то изменилось. Успокойся.
Да. Он не знает. Пока…
Сфокусируйся на дыхании: вдох — выдох. Тудум-тудум-тудум…
— Почему ты плачешь? — его голос мелодичен, словно где-то играет музыкальная шкатулка.
— Потому что скучаю по маме, — огрызаюсь в ответ. — Вряд ли такой, как вы, сможет понять меня.
Он улыбается, словно старой доброй шутке, но его глаза… в них как будто…
Чему он улыбается?
— Нет, уверен, ты не стала бы, — бормочет он, а затем приподнимает бровь, словно решив что-то для себя. — А визит молодого мистера Уизли поднял бы тебе настроение? Он в последнее время часто выведывает у меня о твоем самочувствии. Думаю, ему будет очень приятно лично убедиться, что с тобой все хорошо.
Прищурившись, внимательно изучаю его.
— Это все, ради чего вы пришли? Задать мне вопрос, ответ на который вам уже известен? Я ни за что не упущу шанса повидаться с Роном.
— Соблюдаю этикет, — чересчур вежливо отзывается он. — Я, конечно, мог бы притащить его сюда без предупреждения, но вдруг ты оказалась бы занята… чем-то другим.
Заливаюсь краской,
