— Добро пожаловать в твое новое жилище, грязнокровка, — тихо говорит он, прежде чем закрыть дверь за нами, запирая нас в темноте.
— Люмос!
Свет озаряет помещение, но все равно его недостаточно, чтобы хорошо осмотреться вокруг. И, тем не менее, кажется, Люциус точно знает, куда идти. Он проносит меня на руках через несколько коридоров.
И наконец, мы входим в какую-то комнату, но из-за того, что здесь темно, я не могу детально рассмотреть ее. Люциус опускает меня на что-то мягкое, а затем поворачивается к двери.
— Коллопортус!
Знакомый щелчок запечатываемой двери.
Я вновь в ловушке, в комнате наедине с человеком, который ненавидит меня.
Ситуация та же, но окружающая обстановка другая.
— Нокс.
Комната погружается во тьму. Я сижу тихо и неподвижно, не зная, что делать.
Что он делает? Он все еще здесь?
И в следующий миг вспыхивает яркий, режущий глаза, свет. Я сижу на кушетке в гостиной викторианской эпохи, здесь нет окон и только одна дверь, а от тусклых, выцветших и влажных стен меня бросает в дрожь. Жуть какая. Это одно из тех мест, которым запугивают маленьких детей. Окружающая обстановка настолько пугающая, что могла бы лишить меня сна на несколько недель.
И еще эти… предметы. Мерзкие и вызывающие тошноту, будто причудливые декорации, разбросаны повсюду: черепа, чучела животных, которые выглядят как настоящие, странного вида бутыли, в которых вряд ли лимонад.
Люциус подходит ко мне и направляет палочку на мои запястья и лодыжки; веревки, что связывали их, падают на пол.
Я потираю запястья, пытаясь восстановить циркуляцию крови.
Он берет меня за подбородок, заставляя поднять на него взгляд, и поворачивает мою голову влево-вправо, чтобы лучше рассмотреть мое лицо.
— Так, что с тобой? — нетерпеливо спрашивает он.
— А вам какое дело? — Резко отворачиваюсь от него. Однажды он уже сказал, что не хочет прикасаться ко мне лишний раз, и это чувство полностью взаимно.
— Какой толк от заключенной, которая едва стоит на ногах? — раздраженно бросает Люциус. — У меня на тебя планы, которые требуют твоего отменного здоровья.
Мне следовало б знать, что он помогает мне не потому что сожалеет.
В таком случае, какой смысл противиться? Если он действительно собирается вылечить меня, то почему я должна препятствовать этому?
Я монотонно перечисляю все симптомы, он кивает и, отвернувшись, направляется к камину.
Я не смотрю на него. Все равно я не могу видеть, что он делает, ведь он стоит спиной ко мне.
Оглядываюсь вокруг. Здесь так много отвратительных и мерзких вещей. Выглядит почти как дом на Гриммуальд-плейс до того, как штаб обосновался там, но только многим хуже. Когда здесь в последний раз убирались?
Минутку… что, черт побери, это?
Я едва удерживаюсь от того, чтобы вскрикнуть, и подальше отсаживаюсь от огромной черной мертвой змеи, чье блестящее когда-то тело теперь было прибито к ножке дивана острым ножом.
Ну-ка, ну-ка… нож?
Бросаю взгляд на Люциуса, но он все еще стоит спиной ко мне.
Пододвигаюсь ближе к змее, стараясь унять дрожь, берусь за рукоятку и — фу, какая отвратительная гадость! — медленно вытаскиваю нож. Черная кровь все еще сочится из раны, но, слава Богу, я не испачкала в ней руки.
Нож у меня, и я отодвигаюсь подальше, на другой конец кушетки. Оружие в моих руках не большое, но и не слишком маленькое, да и лезвие кажется до сих пор острым.
Едва ли соображая, что я делаю, я прячу нож в карман своей мантии. И я все время наблюдаю за Люциусом, задерживая дыхание от страха, что он вот-вот обернется, но он не оборачивается.
Я еще не знаю, что собираюсь сделать, но мне нужно подумать.
Неужели, ты — убийца, Гермиона? Ты смогла бы зайти так далеко?
Признаться, я уже не знаю, что бы я сделала.
Наконец, Люциус поворачивается и подходит ко мне, протягивая мне серебряный кубок, наполненный какой-то жидкостью
— Выпей, — хладнокровно бросает он.
Я смотрю в кубок и узнаю зелье. Я много раз принимала его, когда лежала в больничном крыле с гриппом или с какой-то очередной простудой, а еще я варила его на уроках зельеварения.
Но я ведь не могу просто взять и выпить то, что предлагает мне Люциус Малфой, не так ли?
Он замечает мои колебания.
— Чего ты ждешь? — нетерпеливо спрашивает он. — У меня нет намерений убивать тебя. По крайней мере, пока.
— Ну, меня нельзя винить за осмотрительность, — тихо говорю я. — Вы едва ли обращались со мной хорошо все это время. Так почему же я должна доверять вам?
Мое лицо слегка обжигает, но я не обращаю на это внимания.
— Не дерзи, — грубо обрывает Люциус. — Пей.
Я запускаю руку в карман мантии, нащупывая лезвие ножа, такое острое…
Не сейчас. Подожди.
Я подношу к губам чашу и быстро опрокидываю в себя зелье. Оно настолько сладкое, что меня почти тошнит, но едва оно проникает в желудок, как я ощущаю, что моя голова вновь проясняется, боль уходит, а высокая температура спадает.
Он кивает, глядя, как я допиваю остатки зелья.
— Отлично. Вставай.
Поставив кубок на пол, я встаю, уже не чувствуя прежнего головокружения.
Теперь я готова к чему угодно.
Не сейчас. Продумай все наперед. Жди.
Отметив, что мне стало лучше, Люциус вновь кивает, но по его лицу ничего нельзя прочесть.
Что мне делать? Это может быть единственный раз, когда мы с ним одни. Я должна использовать эту возможность сейчас, а иначе, кто знает, когда мне представится следующая?
Но что же делать с Роном? Я не могу просто сбежать отсюда, даже не попытавшись помочь и ему тоже.
Но, если я дождусь его — если он вообще приедет! — то я должна буду встретиться еще и с Беллатрикс и с Долоховым. Нужен довольно хитроумный план, чтобы обмануть Люциуса, не говоря уже о еще двух Пожирателях Смерти.
Оставь это, пусть все идет своим чередом. Постепенно, шаг за шагом.
— Где Рон?
Его лицо искривляется в презрительной усмешке.
— Слишком сильно привязана к мальчишке, да?
— Где он? — бросаю я, устав от его насмешек над тем, что его никоим образом не касается.
Люциус приподнимает бровь, все еще ухмыляясь.
— Интересно, а твой дружок знает, какие сильные чувства ты испытываешь к нему? И он отвечает взаимностью на твою… пламенную страсть?
Я краснею, но удерживаю себя от ответа. Он такого удовольствия не получит.
Не слушай его. Это пустые слова, бессмысленные…
— О, — безжалостно продолжает он, — он, должно быть, просто держит тебя на коротком поводке. Что-то вроде запасного плана, на случай, если ничего лучше не подвернется.
— Нет! — с горячностью отвечаю я.
— Нет? — Он пристально смотрит мне в глаза. Кажется, будто он пытается заглянуть в душу. Чувствую, как он исследует мои
