Он достает маленький серебряный ключ из мантии, и я зову Рона, протягивая ему руку, но не могу достать до него. Пространство вокруг нас сужается, становится все меньше и меньше, и мы перемещаемся в главный зал.
Ладно. Я еще не потеряла его. Когда я вернусь, мы вновь увидимся. Рон.
Перед нами стоит Беллатрикс. Она одета в мантию Пожирателя Смерти, а в руке держит маску.
— Мы готовы, — бросает она непринужденно.
— Хорошо, — голос Люциуса холоден. — Где он?
Кто?
— Я здесь.
О нет, нет! Только не он. Не сейчас, не после всего, что произошло.
Оборачиваюсь назад и вижу его; стоит в мантии Пожирателя, без маски, потому что, ему не нужно скрывать свою личность от меня.
И впервые у меня появляется возможность тщательно рассмотреть его. Он так изменился по сравнению с тем мальчиком, каким был в одиннадцать лет. Хоть мы и росли вместе, но я никогда не замечала этих изменений. Он уже не вечно хныкающий, жалкий лицемер и выскочка, каким был много лет. Он стал выше, и мантия сидит, как влитая, как будто так и надо. Идеально.
Драко усмехается, и Люциус крепче сжимает меня за руку.
— Ну, здравствуй, Грейнджер, — с подчеркнутой медлительностью произносит Малфой-младший. — Могу поспорить, ты не ожидала снова увидеть меня?
И Драко Малфой выигрывает пари.
Глава 16. Последствия
— Как это? — удивился Фродо. — Кольцо же его "прелесть", он только о
нем и думал? А если он его ненавидел, то почему не выбросил?
— Ты уже много услышал, Фродо, пора бы тебе и понять, — сказал
Гэндальф. — Он ненавидел и любил Кольцо, как любил и ненавидел себя. А
избавиться от него не мог. На то у него не было воли.
Дж. Р. Толкиен «Братство Кольца» (пер. В. Муравьева)
Я устала бороться. Хватит.
Запястья жжет и дерет от туго затянутой веревки, которой я привязана к ножкам стула.
Это тот самый стул, на котором летними вечерами любил сидеть мистер Уизли, когда слушал волшебное радио.
Он слишком громоздкий, чтобы сдвинуть его хоть на дюйм, поэтому мне ничего не остается кроме как сидеть на полу и ждать вместе с Пожирателями Смерти появления Гарри.
Кажется, мы рановато. Судя по их лицам, они не ждут его с минуты на минуту. Атмосфера в комнате расслабленная: они стоят кружком, что-то тихо обсуждая и даже порой посмеиваясь над чем-то.
Веселятся.
Мне противно видеть их здесь. В Норе. Дом, что должен был быть наполнен смехом Уизли, сейчас заполонили Пожиратели Смерти, и они ждут Гарри, чтобы одержать победу в этой войне.
Как мы позволили этому случиться?
Вряд ли Уизли здесь, я не видела их. Думаю, они предоставили дом в полное распоряжение Пожирателей, а сами не захотели становиться свидетелями того, что должно случиться. Боже, да если бы у меня был выбор, я бы тоже не хотела быть здесь.
Это даже к лучшему, что их нет. Они были бы живым напоминанием о том, что я потеряла, и я бы этого не перенесла.
Уже девять. Единственными источниками света в комнате являются палочки Пожирателей Смерти. Сгустившиеся сумерки придают помещению жалкий вид — убогая обстановка, столь разительно отличающаяся от той, что я видела прежде, когда гостила здесь.
Осматриваю комнату, задерживая взгляд на обеденном столе. Воспоминания о летних каникулах в этом доме согревают меня, хоть я и знаю, что сейчас не время для ностальгии.
Люциус с кем-то перешептывается и кивает в ответ на реплику Пожирателя, которого я ни разу не видела. Никто не носит маски, но я все равно никого не узнаю.
Только Люциуса и Беллатрикс. Кажется, они избегают друг друга.
И, конечно же, Драко тоже здесь. Он смотрит на меня с усмешкой. По его лицу видно, что у него так и зудит в одном месте подойти ко мне и позлорадствовать, но до поры до времени ему было велено сдерживать свои порывы.
Да пошло оно все. Пусть делает, что хочет. После всего, через что я прошла, мне глубоко плевать на Драко Малфоя.
Перевожу взгляд на Люциуса. Ублюдок улыбается и смеется над чем-то, что говорит ему другой Пожиратель. Я неотрывно смотрю на него, а он лишь изредка кидает на меня мимолетные взгляды.
Как ему удается делать вид, что ничего не случилось? Как он может быть здесь и веселиться после всего, что сделал?
Я никогда больше не смогу смеяться. Открыто и искренне.
Почему жизнь продолжается? Почему кто-то может смеяться или просто… жить, будто ничего и не изменилось? Мои родители мертвы, и их уже не вернуть. Почему все вокруг делают вид, что все в порядке?
Я нелогична, знаю. Так же как и знаю, что боль пройдет. Не зря ведь говорят, что время лечит.
Но сейчас кажется, что она никогда не пройдет. Я почти готова умереть от этой невыносимой боли, выворачивающей меня наизнанку, стоит только подумать о том, что я никогда их больше не увижу.
И она растет, как снежный ком, ежеминутно. В голове нарастает гул. Больно, очень больно…
Больно.
А он просто сидит, спокойно разговаривая со своим товарищем, и его совсем не волнует, что он натворил.
Он со всем покончил.
Ненавижу.
Представляю последние минуты жизни родителей, вернее, какими они могли бы быть.
Они знали, что я люблю их? Я говорила им об этом, когда мы виделись в последний раз?
— Наконец-то, ты поняла, где твое место, Грэйнджер. Ты долго к этому шла.
Что ж, Драко все-таки поддался искушению.
Я даже не заметила, как он подошел.
Поднимаю голову. Он стоит передо мной, противно ухмыляясь, и злобно смотрит на меня сверху вниз, потому, что теперь он твердо уверен, что выиграл. И сейчас уже не имеет значения, что я несколько лет с легкостью обходила его по всем предметам в школе.
Он склоняется ко мне, понижая голос.
— Отец сказал, что ты вела себя высокомерно и самонадеянно во время похищения.
Кидаю взгляд на Люциуса, он хмурится, наблюдая за нами, а потом резко отворачивается, возвращаясь к разговору.
Я убью его. Придет день, и я убью его.
Поворачиваюсь к Драко. Его бледное лицо искажено злобой и ликованием.
Не хочу ничего слушать и знать, и вообще, после всего, что со мной было, терпеть еще и это….
— Уходи, Драко, — шепчу, не глядя на него. — Я не хочу с тобой разговаривать.
Холодная лакированная деревянная поверхность палочки касается подбородка, и мне приходится посмотреть ему в глаза. Он, может быть, и не его папаша, но у него все еще в руках палочка, а мне об этом приходится только мечтать.
— Ну, а я вот хочу поговорить с тобой, Грэйнджер, — шипит он. — И ты должна делать так, как я говорю. Я, — повторяет он.
Я не утруждаю
