Зайдя на кухню, Глеб увидел, что гость уже расположился за столом, сцепив пальцы в замок и наблюдая за хозяином квартиры. Бывший некромаг демонстративно налил себе кофе и, усевшись напротив, сказал:
— Угостить не предлагаю, потому что вы явно торопитесь. Излагайте всё, что у вас ко мне имеется. Только заранее хочу предупредить, что служить мраку я не смогу в ближайшие несколько лет точно, меня декан с пар не отпустит.
Новоприбывший опять молча улыбнулся. Глеба это уже стало доставать, но он не мог не признать, что улыбка у незнакомца была светлая, чистая, не отталкивающая.
— Предлагать тебе служить мраку я не стану, — наконец весело сказал незнакомец. — Я сам отрицаю службу кому бы то ни было, кроме своих идеалов. Другое дело, что это за идеалы. Раньше они у тебя были весьма сомнительны.
Глеб нахмурился. Этот парень явно не был стражем… Тогда кто он?
— А что, сейчас мои идеалы так сильно изменились? — уточнил Бейбарсов. — Я спрашиваю у вас, потому что вам явно виднее, чем мне.
Незваный гость снова засмеялся:
— Не надо мне «выкать». Я хоть и старше тебя лет на двести с чем-то, но чувствую себя всё же намного моложе. Да и выгляжу, хочется верить, тоже.
Глеб прищурился и откинулся на спинку стула. Парень чем-то неуловимо напоминал его самого: темноволосый, смуглый, с вечно лезущей в глаза чёлкой. Движения такие же медленные, вкрадчивые. И Глеб точно знал, что уже слышал про юношу, который прожил больше двухсот лет. Это было как-то связано с Камнем Пути…
— Багров? — изумленно выдохнул Глеб. — Ты Матвей Багров?
Парень кивнул:
— Ну вот и познакомились. Думаю, ты уже догадался, зачем я пришёл. Мне давно хотелось познакомиться с тобой и твоими сёстрами по дару. А когда я узнал, что собой произошло, то решил немного понаблюдать за тем, куда тебе выведет новый путь. Твоя история… Видишь ли, я понимаю тебя лучше всех остальных, потому что сам был некромагом и любил девушку. Вернее, не простую девушку, а валькирию.
Глеб приподнял брови и округлил глаза. Для его сдержанной натуры это была высшая степень проявления удивления. Сколько бы он не повидал, о таком прежде не слышал.
— Ты влюбился в валькирию?
Багров кивнул:
— Более того, её сердце тоже было занято другим, и я всеми силами старался вырвать из него эту любовь. Я был уверен, что знаю, что ей нужно, что ей предначертано быть со мной, вопреки всему.
Бейбарсов опустил голову. Если убрать факт того, что возлюбленная Матвея была валькирией, их истории становятся практически идентичны. Вот только его закончилась печально и безвестно, а молодой человек напротив него совсем не выглядел несчастным. Конечно, Глеб не мог знать всего того, через что пришлось пройти Матвею и той, кого он любил.
— И чем же в итоге всё закончилось? — горько уточнил Глеб. — Она предпочла тебе другого и уехала жить в лесную землянку?
Матвей серьёзно посмотрел на него:
— Она живёт со мной. Не в землянке, но и не в хоромах — всего лишь в вагончике в парке Сокольники. И она счастлива. А если счастлива она, то счастлив и я.
Бейбарсов молчал. Часть его неистово завидовала тому, чей жизненный путь был так схож с его, но оказался гораздо более успешным и счастливым. А часть искренне радовалась, что кто-то, похожий на него, любим и любит.
Видимо, в этот раз ему не удалось скрыть свои эмоции от собеседника, потому что Багров задумчиво произнес:
— Мы похожи, это правда. Что в начале нашего пути — два эгоистичных, роковых мальчика, зацикленных лишь на своих чувствах и желаниях. Что сейчас — мы оба явно повзрослели. Однако есть и различие, небольшое, но существенное. Хочешь знать, какое?
Глеб медленно кивнул.
— Я смог вовремя остановиться, едва не потеряв любимую девушку, — пояснил Багров. — А ты остановился, едва не потеряв себя. Тебе не приходилось смотреть на этот мир через призму вероятной смерти Тани Гроттер. Если опасность и грозила ей, то не такая существенная, и почти всегда она исходила от тебя.
Это было правдой. Оглядываясь назад, бывший некромаг понимал, какому риску он подвергал Таню множество раз. Как он измучил её своей «любовью».
— Но тебе, как и мне когда-то, дали шанс всё исправить и стать тем, кем ты мог бы стать, пойди твоя жизнь по другому пути, — продолжил Матвей, не давая Глебу окунаться в уничижительные мысли.
Поглощенный размышлениями, Бейбарсов не сразу понял смысл его слов.
— Что?
— Знаешь, у нас фамилии начинаются на одну и ту же букву, забавно, правда? — улыбнулся Багров и продолжил без паузы: — Тебе вернут магию, Глеб.
Бейбарсову показалось, что он ослышался. Не может быть, чтобы фраза, больше которой он хотел услышать лишь признание в любви от Тани, действительно прозвучала. Не в его мечтах, болезненных снах-фантазиях, а в реальности, на кухне его нижегородской квартиры.
— Но… как? — хрипло прошептал он, подавшись вперёд. — Чем я заслужил и чем мне придется за это заплатить?
Матвей усмехнулся:
— Магию тебе возвращает не мрак. Ты больше не будешь некромагом, вот что самое главное. У света нет никаких подвохов, но есть условие, которое будет одновременно и испытанием: так как природа твоей магии будет светлой, ты должен будешь доказать, что достоин её. Срок тебе даётся год. Это не значит, разумеется, что тебе нельзя будет сказать крепкое словцо или обратить внимание на красивую девушку. Имеются в виду не мелкие страстишки или слабости, свойственные всем нам, а нечто более глобальное: если в твоём сердце появится хоть намёк на подлость, эгоизм, гнильцу, магия сама покинет твоё тело. Если за прошедший год ты сможешь доказать, что заслужил шанс на искупление, то магия признает тебя и останется с тобой навсегда. Пока же она даётся, можно сказать, в аренду.
Глеб сидел, оглушенный. Он всё перебирал в голове десятки вопросов, которые там возникали. Мысли путались, текли куда-то не туда, а потом обратно возвращались к самому важному. И фоном всему этому служила мечтательная улыбка рыжеволосой девушки.
Заметив его состояние, Матвей Багров усмехнулся, протянул руку, и, схватив ладонь Бейбарсова, насильно прижал к своей груди. Глеб хотел дёрнуться, но почувствовал, как в руку ему ударилось что-то мощное: это было не сердце.
А в следующую секунду всё стало неважно.
Его существо затопил сияющий, слепящий свет. Искрящийся, жизнерадостный, он проникал в каждый тёмный угол измученной, запутавшейся души, освещал её и дарил ясность. Этот исцеляющий, спокойный свет вдруг разом помог расставить мысли в стройный ряд, откинув при этом
