Таня, с тревогой поглядывая на кучу блестящих тряпок, постепенно покрывающих пол, и целый чемодан косметики, кивнула, подтверждая, что те «славные» времена забыть непросто.
— Какими юными мы были, какими беззаботными! — продолжала Склепова. — Я была влюблена в Гурия, Гурий был влюблён в тебя, ты была влюблена во всех по очереди!
Рыжеволосая ведьма хотела возмутиться, но вклиниться в бесконечный поток ностальгических размышлений оказалось невозможно.
— А сейчас… Мы постарели, морщины уже бороздят наши лица, — Гробыня нахмурилась, разглядывая своё отражение в донышке бутылки на предмет несуществующих морщин, — я замужем и даже родить успела, правда, не от Гурия и даже не от Душипесикова, но оно и к лучшему. Я Гуньку люблю! Вот это жизнь меня потаскала, скажи?… А ты, Гроттерша? Определилась с тем, кого любишь?
— Разумеется, — Таня дёрнула худым плечом. — мы с Ванькой обручились.
— Полтора года назад? — Склепова иронично приподняла брови. — Когда же свадьба, когда маленькие Ванечки и Танечки?
— Склепова, если ты пришла бесить меня…
— Разумеется, дорогая! Я же твоя подруга, это моя работа! Ну ладно, ладно… К этому разговору мы ещё успеем вернуться, а пока…
Отставив бутылку на тумбочку, Гробыня резво вскочила с кровати и оглядела разложенные на всех доступных поверхностях платья, юбки и блузы. Выцедив из этой кучи переливающуюся тряпочку, больше всего похожую на широкий пояс, она приложила её к Тане и критично оглядела. Недовольно пошевелила губами и схватила следующую. На пятой Гроттер не выдержала и осторожно сказала:
— Эээ, знаешь, вообще-то у меня есть платье.
Склепова изумлённо посмотрела на неё и, отшвырнув короткий кожаный топ, снова завалилась на кровать.
— Давай, демонстрируй!
Вынув из сумки небольшой свёрток, Таня отправилась переодеваться. Её сердце заколотилось, когда она разгладила складки до боли знакомой ткани. Платье село, как влитое, будто и не было всех этих лет, и она снова стала взволнованной выпускницей Тибидохса, смотрящей в будущее с трепетом и восторгом. Когда девушка увидела себя в зеркале, её прошибла дрожь. Перед глазами смазанным пятном мелькнули события выпускного: ночь на крыше Башни Привидений, признания и угрозы, холодное утро и дуэль. Ей вдруг захотелось сорвать с себя мягкую ткань, закутаться обратно в безопасный свитер и застиранные джинсы. Но было уже поздно. Она вышла из-за ширмы и, раскинув руки, крутанулась перед Гробыней.
Склепова, сидевшая уже на полу и перебиравшая кубики вместе с Елизаветой, удивила Таню. Внучка Феофила Гроттера ждала возмущения и негодования, но вместо этого получила спокойный и странный взгляд, лёгкую полуулыбку и одобрительный кивок.
— Осталась лишь пара штрихов! — заявила Гробыня, хитро поглядывая на неё своими цветными раскосыми глазами.
— Какие ещё штрихи? — подозрительно поинтересовалась Таня и едва успела поймать брошенные в её сторону босоножки на высоченной шпильке.
Девушка хмыкнула: это она предвидела и могла пережить. Но тут Склепова взялась за ручки своей косметички, больше напоминающей ящик для инструментов, стоящий когда-то на балконе дяди Германа, и Таня вздрогнула.
— Нет, только не это…
— Так, Гроттер, ты мне должна! А я желаю превратить тебя в женщину хоть на один вечер!
— Это за что ещё? — возмутилась та.
Гробыня приблизилась к ней с огромной кистью и кучей цветных баночек.
— А кто послал ко мне купидона, предоставив платить за нас двоих?! Да он у меня пол-дома вымел! Мой любимый мармелад, пахлава, — Спиря до сих пор иногда присылает — конфеты с ликёром! Летел он после этого, правда, слегка неровно. А ещё чернослив в шоколаде!
— Ладно, Склеппи, я всё компенсирую, — засмеялась Таня.
— Курабье!…
Через полчаса на Таню из зеркала смотрела её слегка улучшенная версия. Гробыня не стала покрывать лицо девушки слоем штукатурки, лишь слегка подчеркнула глаза, тронула губы красной помадой и каким-то непостижимым образом умудрилась уложить Танины непослушные волосы в естественные волны.
Склепова сидела на кровати и кормила Елизавету, довольно оглядывая плоды своих трудов.
— Вот теперь ты готова!
— К чему? — напряглась Таня, застёгивая тонкие ремешки босоножек и размышляя, что всё же стоит достать из сумки кеды. Так, на всякий случай.
— К этой ночи, — засмеялась Гробыня. — Эта ночь, Гроттерша… особенная. Мы впервые с выпускного собрались всем своим прежним составом. Гуня специально проверил.
Прижав к себе причмокивающую дочь и поцеловав её в сморщенный лобик, Склепова подняла на Таню сияющие глаза:
— Ну, что скажешь? Отмотаем время на три года назад?
Таня улыбнулась и посмотрела в окно на багровеющую полоску между небом и океаном. А если действительно можно было бы вернуться в ту знойную, душную ночь, когда было сказано столько слов, совершено столько поступков… что бы она выбрала?…
***
Лестница Атлантов была запружена людьми — вчерашними и завтрашними выпускниками. Между взрослыми людьми сновали студенты старших курсов: они с восторгом впитывали ажиотаж вечера, купаясь в волнующем коктейле из загадочности, вседозволенности и чувственности. В эти жаркие летние часы молодым людям, замершим между детством и зрелостью, довелось прикоснуться к пряной атмосфере взрослой жизни магов.
Тибидохс преобразился, приветствуя своих воспитанников: столы в Зале Двух Стихий раздвинулись и стояли вдоль стен, освободив посередине место для сооружённой накануне сцены и огромной площадки для танцев.
По всему залу, в холле и даже у входа в парк были установлены небольшие фонтанчики: мелодично журча, они выплескивали вместо воды крепленое и игристое вино, медовуху, а кто-то из бывших учеников подхимичил, и некоторые фонтаны могли угостить любителей покрепче двадцатилетним коньяком.
Мобилизованные подросшим малюткой Клоппиком циклопы под предводительством Пельменника расхаживали в красных официантских ливреях, держа в руках подносы. Выглядели они, надо сказать, весьма комично: форма явно была им мала, едва прикрывая пузо. Циклопы просто шатались по залу, тыча позвякивающими бокалами в каждого прохожего и глупо «гыкая».
Таня осторожно шагала через толпу, улыбаясь знакомым лицам, периодически останавливаясь и перебрасываясь с кем-нибудь парой незначительных фраз. Глаза её неожиданно выхватили из людского потока Ягуна с женой. Катя привела себя в порядок и превратилась в прежнюю жизнерадостную красавицу. Подскочив к Тане, Ягун завопил:
— Ну, мамочка моя бабуся, держись, Тибидохс! Что мы сегодня устроим!
— Милый, — поморщилась Катя, но глаза её улыбались, — только не перегни палку, как обычно.
— Как ты, единственная из моих любимых женщин, можешь такое обо мне говорить? — возмутился играющий комментатор. — Когда это я её перегибал? Никогда такого не было! Вон, Ванька мне свидетель!
Таня развернулась и встретилась взглядом с маечником. На нём был тот же костюм,
