— Сплошной цирк уродов, — нервно хмыкнул Кирилл, нащупывая почву в самообладании чародея. Страх, словно передавшийся ему от Цири, всё же заиграл в нём, когда Вильгефорц испепелил его жутким, безумным взглядом. — У вас же вроде в последнюю нашу встречу лицо не такое перекошенное было. Знать бы ещё, кому спасибо сказать за такую утончённую работу.
«Я законченный идиот…»
Мысль пронеслось в мозгу прежде, чем оглушающая боль разлилась во всём теле, а горло сдавили невидимые тиски, перехватив дыхание удушающей хваткой. Крик Цири утонул где-то за гулом истерично бьющегося в ушах сердца. Удар по затылку заставил его рухнуть на колени, утянул из реальности на мгновение, а через следующее он уже судорожно втянул ртом воздух, хрипло закашлявшись. Перед глазами фейерверком рассыпались мерцающие блики, и он лишь усилием воли позорно не свалился лицом на покрытый слоем серой пыли каменный пол. Насмешливый голос Бонарта, словно отрезвляющая оплеуха, вернул его в реальность, прежде чем новые волны чужой магии не прошили тело, мешая шевельнуться.
— Я мог бы раздавить тебя, как клопа, — едва ли не прошипел Вильгефорц, поднимаясь со своего импровизированного кресла-трона. — Мог бы вырвать твой глаз за то, что твой барьер разнёс к чертям портал в Башне Чайки, разукрасив чудовищным узором и половину моего лица тоже.
Кирилл скривился и надрывно, жадно вдохнул удушливый воздух, пропитанный тяжёлой и смертельно-опасной магией. Лицо Вильгефорца застыло в нескольких метрах от его собственного, и юношу передёрнуло, а желудок сделал кульбит, тошнотой подступив к горлу. Раскуроченная глазница, в которой хаотично двигался глаз-камень, смотрела на него красными, будто расплавленными в огне кусками блестящей кожи. Уродливые витиеватые нити чудовищного ожога растянулись по щеке чародея. Рубцы, едва заживающие даже с помощью магии, прочертили кривые дорожки вдоль скулы, исчезая у горла мужчины, чей взгляд неотрывно следил за проблесками боли, отражавшимися на лице юноши, удерживаемого тисками сковывающего заклинания.
— Или мне начать с неё? — губы чародея растянулись в ухмылке, а взгляд его переместился на вырывающуюся Цири, удерживаемую Бонартом. — С кого же мне начать веселье? С неё? Или всё же с тебя?
«Да пошёл ты…»
Слова кричали, волком выли где-то под черепом, замирали на кончике языка тупой болью. Он не мог произнести ни единого слова. Чародей измывался, наблюдая, как юноша перед ним силится выплюнуть ему в лицо ругательства, ураганом проносившиеся в мыслях. Видел, как в глубине глаз закипает злость, за которой тщательно скрывается страх. За себя ли?
— Мне считать это ответом? — Вильгефорц подаётся ещё ближе, и Кирилл не может отвернуться, чтобы только не видеть изуродованного лица, не ощущать тошнотворный и сладковатый запах лечебной мази, раздражающей крылья носа, стоит только вдохнуть очередную порцию воздуха. — Я хочу развлечений.
Улыбка очерчивает губы мужчины. Голос чародея низкий, угрожающий. Переходит в шипение, когда Цири предпринимает очередную попытку вырваться из захвата жилистых рук Бонарта. Крик её захлёбывается, когда чародей бросает в её сторону резкий и слегка взволнованный взгляд. На мгновение магия, удерживающая Кирилла, ослабляет свои тиски, и юноша валится на колени. Жмурится. Сила призрачно-голубой дымкой растекается по коже. Он тянет руку к Цири. Концентрируется. Медальон вспыхивает белым пламенем. Но пламя не обжигает. Холод просачивается под рёбра.
«Всего один лишь прыжок… Одна лишь попытка…»
И мозг прошивает оглушающей болью. Боль молотом стучит по вискам, сковывает всё тело, нитями расплавленного металла растекаясь по венам. На мгновение высокие колонны и стены залы соединяются в сплошной хоровод, а затем оглушительно лопается реальность. Осознание провала накатывает сразу же, стоит только затуманенному взгляду столкнуться с голубым и единственно целым глазом Вильгефорца. Замешательство на лицах его прислужников мгновенно сменяются яростью. А затем магия чародея растекается по сознанию очередной порцией одуряющей боли.
— Невероятно, — шипит мужчина и едва заметно вскидывает руку. Тонкие пальцы его сжимают пустоту воздуха. Кирилл сплёвывает остатки собственного воздуха из лёгких, когда спина впечатывается в мраморную колонну, подпирающую купол залы. — Зачем ты явился сюда и кто породил тебя на свет. Столько силы. Столько необузданной мощи.
Тугая и скрученная узлами верёвка, удерживающая медальон на шее, трещит и рвётся на куски. Скрежет разрываемых нитей, словно разрываемая зубами чудовища плоть, одуряющей пустотой разливается по нутру, заглушая собой тошнотворную боль. Грани медальона, опутанные нитями холодного огня, вспыхивают с новой силой. Кирилл затухающим сознанием слышит чей-то крик, когда последняя нить с треском разрывается. Волна энергии растекается и бьётся о стены. Пыль, слетевшая с потолка, оседает в воздухе. Мерцает в одиноких лучах солнца, пробивающихся сквозь тяжёлые гобелены на окнах.
— Я когда-то уже… — глухо шепчет Вильгефорц, когда медальон падает ему в ладонь, а пламя, горящее на гранях его, затухает, подавляемое магией чародея, — …словно знак из прошлого? Ритуал? Да, определённо он попадался мне среди пыльных фолиантов эльфийских руин, — глаза мужчины вспыхивают безумным огнём, когда взгляд его вновь обращается на Кирилла, и затем, словно прокручивая в голове что-то, перемещается на Цири, безвольной куклой повисшую в руках Бонарта. — У того, кто породил тебя, амбиции выше моих будут. Я столько лет охотился за Цириллой, но тот, кто создал тебя, оказался умнее. Словно уже знал, как всё закончится. Он свёл вас вместе. Я ведь ошибочно полагал, что план мой безупречен. Знаешь, это даже немного мотивирует, когда появляется живая конкуренция. Узнать бы ещё, кто этот безумец, который едва не обвёл меня вокруг пальца. Ты, случайно, не в курсе?
Кирилл ощутил, как горячая карминовая струйка крови там, где разорвались нити медальона, стекла вдоль воротника куртки, очерчивая на коже багровую витиеватую линию. Увидел, как лицо чародея приобрело каменное выражение. Обманчивым спокойствием горел взгляд голубой радужки, устремлённый в его сторону. Слова вновь застряли на языке, вырвавшись наружу хриплым воем.
— Уверен, что господин Скеллен будет рад выбить из тебя всю правду, — наконец вымолвил чародей, сощурив свой целый глаз. — Интересно, сколько ты вытерпишь, прежде чем начнёшь сходить с ума от боли? Я, пожалуй, не буду делать ставки. В прошлый раз я здорово проигрался из-за одной ведьмы, которую не сломили пытки нашего коронера. Уверен, что твой болевой порог не так высок, как у той стервы. И потом, быть может, когда ты взвоешь о пощаде и выложишь передо мной все ответы, я приведу к тебе Цириллу. Последнее, что ты увидишь в этом мире. Разве не этого жаждет твоя душа больше всего? Не трудись отвечать. Я и без тебя знаю
