В положенное время я переодеваюсь в балахон, и мы вместе с Катоном и церберами поднимается на крышу. В планолете мне вводят под кожу следящее устройство, правда не в предплечье как обычно, а в район шеи.
— Надеюсь, он не даст сбой как в прошлый раз.
Катон до этого пребывавший в угрюмом настроении улыбается. Полет занимает от силы минут пятнадцать. Мне становится еще радостей, когда я вижу…
— Цинна! — я подлетаю к своему стилисту и крепко обнимаю. — Я и не думала, что ты тоже будешь здесь.
— И оставлю тебя без одежды? Ну нет, — Цинна жмет руку Катону. — Я все сделал, как договаривались.
— О чем вы? — я в недоумении смотрю на мужчин.
— О твоем костюме, — поясняет стилист. — В этот раз нам развязали руки. У каждого трибута он будет уникальным. Мы были вольны использовать любые материалы, которые соответствуют разрешенным.
Мы проходим в комнату и принимаемся за завтрак. Ем очень мало: живот сводит. Остается совсем немного времени до начала. Чищу зубы, расчесываю волосы, пытаюсь как-то абстрагироваться. После завтрака мы с Цинной уходит за ширму. Катон остается ждать.
Цинна помогает мне переодеться. Мой костюм полностью черный, без малейшего вкрапления других цветов: плотные обтягивающие штаны, сапоги до колен из мягкой кожи. Подошва прорезинена с небольшими острыми шипами. Верхняя часть состоит из нескольких слоев. Сначала тонкая водолазка, которая смотрит на мне как вторая кожа, куртка со множеством ремней и застежек и в довершении некое подобие бронежилета, закрывающее грудь, спину и плечи. Стилист протягивает мне пару кожаных перчаток без пальцев: на костяшках есть даже маленькие отделения для шипов. Вообще отделов очень много, что меня несказанно радует.
Когда мы выходим к Катону, у него открывается рот от изумления.
— Вот это да, — протягивает он.
Цинна поворачивает ко мне ростовое зеркало, и я присоединяюсь к реакции Катона.
— Кожа тонкая, зато очень прочная, — поясняет Цинна. — Защитит в любую погоду, будь то жара или лютый холод: костюм сам подстроится. Бронежилет, конечно, не спасет от оружия, но зато защитит от града и мелких осколков. Я снабдил костюм множеством карманов и отделов для ножей самых разных размеров. Катон мне дал примерный список.
— Мы как раз говорили на собрании на эту тему, — говорит Катон.
— Что-то еще мне нужно знать? — спрашиваю я.
— Остальное конфиденциальная информация. К сожалению.
— Остался последний штрих, — Цинна заплетает мне косу, на манер той, какая у меня была на 74-х Играх и протягивает бандану. — Голова — единственное твое больное место. Эта ткань прочная, мне кое-как удалось убедить распорядителей, что это не даст тебе никакого преимущества перед остальными.
— Спасибо, Цинна, большое спасибо за все, — распинаюсь я перед стилистом, но он прикладывает палец к губам.
— Посмотри сюда, — он быстро указывает на левую часть бронежилета.
Я опускаю голову и вижу под левым плечом тонкие, выбитые на броне числа. Семьдесят четыре, восемьдесят три. Они расположены друг под другом и отделены полосой, выглядит как числовая дробь.
— Она приобретет цвет, когда ты победишь.
У меня нет слов.
— Знай я болею за тебя, — Цинна меня обнимает. Из динамиков раздается:
— Две минуты.
— Не буду вам мешать, — стилист жмет руку Катону и выходит из комнаты, оставляя нас одних. Я вижу на стене секундомер, висящий над постаментом, который доставит меня на арену уже меньше чем через две минуты.
Смотрю на Катона: он очень бледен, губы подрагивают. Я, чтобы его как-то отвлечь нарочито серьезно спрашиваю:
— Будут какие-нибудь напутственные советы, ментор?
— Будут, — он остается серьезен. — Мирта, я знаю, ты веришь в союзников, но помни: они не всегда смогу тебе помочь. Не потому что захотят предать, а потому что они могут просто не успеть. Понимаешь?
— Да, — шепчу я.
— Я тебя заклинаю, будь осторожна, следи за тылами и вернись с победой. Я с ума сойду, если ты погибнешь.
Он меня обнимает. Я прижимаюсь к нему и шепчу:
— Не оставляй меня.
— Не оставлю. Ни за что.
Мы стоим так, пока из динамиков не сообщают, что остается одна минута. Катон желает мне удачи и целует в лоб. Я встаю на постамент. Сердце бьется как бешенное, я нервно сглатываю. Вдруг я схожу с постамента — он еще открыт — и быстрым шагом иду к Катону, и пока он не успел ничего сказать, я встаю на цыпочки и целую его в губы. Впервые за все время я сама его поцеловала. Он до боли сжимает меня в объятиях, поднимает над полом.
— Двадцать секунд.
Мы отрываемся друг друга. Катон, кажется, поражен моим поступком, но все равно светится от счастья. Мне почему-то хочется оправдаться.
— Вдруг у меня больше не будет такой возможности.
— Я убью тебя, если ты будешь так говорить.
Я улыбаюсь и бегу к постаменту. Буквально сразу за мной закрывается прозрачная звуконепроницаемая перегородка. Катон показывает мне жест, который можно встретить только в нашем дистрикте: полностью сгибает мизинец, немного безымянный, остальные пальцы распрямляет. Этот жест используется для много и одно из его значений — это приветствие победителя Голодных игр. Я показываю ему тоже самое и в этот момент постамент начинает подниматься.
Я закрываю глаза, делаю несколько глубоких вдохов-выдохов. Несколько секунд я пребываю в полной тишине. Но вот я чувствую едва уловимые звуки: мы на месте. Осторожно втягиваю носом воздух. Он кажется очень спертым и тяжелым, но есть ветер: значит мы на открытом воздухе и такое ощущение, что на пустыре: ни шелеста деревьев, ни звуков воды.
— Леди и джентльмены, первые Тюремные голодные игры объявляются открытыми!
Я распахиваю глаза.
И первое, что вижу — это кромешная темнота.
========== Глава 16 ==========
Ступор. Подобное уже было с Куртом Бонедзом — еще одним нашим победителем. Тогда Игры проходили в полной темноте. Редкий свет был только в районе Рога изобилия — чтобы его просто не потерять — и хаотично разбросанные по всей арене факелы. Но сейчас нет ни малейшего источника света.
Только я успеваю подумать о том, что в темноте метать ножи будет весьма проблематично и нужно будет надеяться только на слух, как в небе появляется луна и раздается гром. Начинается дождь, который сразу же переходит в ливень. Арена освещается молниями.
Сквозь стену воды я умудряюсь разглядеть соперников. Мы все стоим на равноудаленном расстоянии друг от друга, образуя дугу. Примерно в двадцати шагов друг от друга. Из-за дождя я не могу определить где среди всех участников мои союзники.
Молнии бьют хаотично,
