– Хунту-аси! – раздался вдруг яростный крик, и Ольга подскочила, растерянно озираясь.
Хунту-аси замерла, прижав руки к груди, словно хотела скрыть свою страшную рану от… от глаз Гантимура, который стоял на высоком берегу.
Он вернулся!
И что теперь будет?..
Хунту-аси метнулась к костру, струи дыма поплыли прочь от ее тела, очертания ее стройной фигуры заколебались, стали нечеткими, а потом начали расплываться вместе с дымом. Таяли и черты лица.
Гантимур нагнулся, схватил с земли лук и стрелы, прицелился.
– Нет! – закричала Ольга. – Ты уже убил ее однажды, не делай этого больше!
Казалось, Гантимур послушался. Он опустил лук, словно задумался, потом перехватил его одной рукой, а другой достал что-то из кармана и принялся разминать пальцами.
Да ведь это остатки свечечки, которую прихватила с собой Ольгушка, идя на колокольню, а потом Ольга отдала Гантимуру, чтобы он поразил Демона!
Хунту-аси взвизгнула, тело ее стало почти прозрачным, словно вот-вот исчезло бы, а лицо исказилось, прекрасные черты изменились… и Ольга вдруг увидела на месте ее головы череп. Темно-серая кожа обтягивала его, клочья волос болтались на макушке, губы прилипли к желтым длинным зубам, а вместо прекрасных черных глаз на Ольгу смотрели зеленые глаза Демона!
Свистнула стрела, пропела угрожающую песнь смертоносного полета и вонзилась в зеленый глаз.
Видение исчезло. Только слабый дымок реял над почти погасшим костром.
Гантимур отшвырнул лук, бросился к Ольге, схватил, начал трясти:
– Очнись! Очнись! Что она говорила тебе? Что она говорила?
– Она говорила о кровавой жертве, – с трудом выговорила Ольга. – О том, как ты убил ее, когда она отказалась стать этой жертвой.
Ночь иссякала, рассвет уже завладевал небесами, и Ольга увидела, как побледнело чеканное лицо Гантимура. Впрочем, может быть, то была бледность от бессонной ночи и усталости?
Он разжал руки, и Ольга не удержалась, снова упала на травяную подстилку.
Приподнялась, пристально вглядываясь в его лицо, ловя взгляд, но Гантимур отвернулся.
Почему он не хотел встречаться с ней глазами? Не хотел, чтобы она прочла в них правду? Или просто разозлился?
Ольга стиснула руки на груди.
Гантимур наконец взглянул на нее, но невозможно было понять выражения его глаз, а голос звучал холодно, почти с ненавистью:
– Ты веришь мугды, который принял облик Хунту-аси? Я не убивал ее!
– То есть она жива? – недоверчиво пробормотала Ольга.
– Нет. Но она умерла от болезни! Я хотел спасти ее, но не смог. Ей не за что меня проклинать. Это мугды принял ее образ, чтобы ты послушалась и убежала от меня, чтобы мы не смогли уничтожить мугдыкен и спасти жертв мугды!
– А Игорь тоже будет спасен? – тихо спросила Ольга, и Гантимур вздрогнул.
– Да, – проговорил глухо. – Твой муж будет спасен.
– Это правда? Ты клянешься?
– Клянусь!
Они помолчали, дыша так тяжело, словно только что схватывались в борьбе и теперь разошлись, пытаясь набраться сил. Изредка взглядывали друг на друга и тотчас отводили глаза.
– А что будет потом? – вдруг спросил Гантимур, и Ольга уставилась на него недоумевающе – не только потому, что не поняла вопроса, но и потому, что никогда еще голос его не звучал настолько робко и нерешительно.
– С кем? – спросила она.
– С нами, – тихо сказал Гантимур. – Что будет с нами, с тобой и со мной?
Ольга растерянно смотрела в его напряженно сузившиеся глаза.
– Не знаю, – пожала плечами. – Наверное, мы будем жить каждый своей жизнью.
– Каждый своей?! – воскликнул Гантимур. – Ты вернешься к нему, а я… Наши тропы разойдутся?!
Ольга зажмурилась.
То же самое сказал ей Игорь! «У каждого будет своя жизнь, наши тропы разойдутся. Я отдаю тебя ему…»
Что ей делать? Как поступить?
Она открыла глаза.
Гантимур стоял отвернувшись, глядя на тихое зарево рассвета.
– Нам пора в путь, – проговорил он глухо. – Лодка внизу, под обрывом. Идем.
Ольга молча поднялась, подошла к нему сзади и прижалась к его спине.
Дрожь прошла по его телу, но он не повернулся к ней, не обнял. Стоял, угрюмо свесив руки, и Ольге пришлось обойти его, поднять эти напряженные руки и самой положить себе на плечи.
Губы Гантимура чуть дрогнули, но он по-прежнему стоял недвижимо.
Ольга неотрывно всматривалась в это смугло-бледное лицо, в темные глаза, словно искала в них ответ, но сама не знала, на какой вопрос.
Прижала ладонь к его высокому лбу, потом к сердцу. Лоб Гантимура под ее ладонью стал горяч, а сердце забилось часто-часто.
Она подняла его руки и соединила со своими: палец к пальцу, ладонь к ладони… вдруг показалось, это было самое волнующее прикосновение, которое она когда-либо испытала! Дрожь прошла по всему ее телу и передалась Гантимуру, потому что и он, и он тоже содрогнулся… содрогнулся – и снова замер, ни взглядом, ни словом, ни знаком не отвечал ей, пока она прижималась, целовала, ласкала его – тоже молча, по-прежнему не закрывая глаз, чтобы другое лицо не заслонило эти чеканные черты, а когда тела их наконец-то слились, она выкрикнула его имя, словно утверждая эту новую власть над собой и своим сердцем.
И своей судьбой…
* * *…Из всего плавания по Энгдекиту Ольга запомнила только переход через порог. До этого мгновения река была неожиданно спокойна, и даже водовороты переставали закручивать свои губительные воронки, когда Гантимур, стоящий на корме, подводил к ним лодку-долбленку, умело работая длинным веслом.
Ольга сидела спиной к Гантимуру, иногда ощущая на себе его взгляд и слабо улыбаясь при этом.
Иногда от ряби самоцветных волн начинала кружиться голова, и тогда немедленно наплывала, заволакивала сознание дремота. Ночью-то поспать не удалось, да и потом – потом! – когда они провалились в сон, даже не разъединив спаянные любовным порывом тела, Ольга вскоре проснулась, оттого, что Гантимур что-то бормотал, стонал, а потом вдруг вскрикнул, и из крепко зажмуренных глаз его выкатились две слезинки.
Ольга больше так и не уснула – думала, думала, думала о прошлом и о будущем. Она переплела косу – и вдруг почудилось, будто Ольгушка встала рядом, заглянула в глаза и прошептала:
«…Упыри встают ночами из могил, обуреваемые желанием сосать кровь спящих людей. Если подозревают кого в таких злодействах, надобно труп его вырыть из земли и, увидев, что он румян и свеж, словно живой человек, следует вонзить в сердце его осиновый кол, а потом сжечь труп на осиновом костре. При этом следует остерегаться струи черной крови, которая хлынет из злобного сердца, не то, если хоть капля на кого-то попадет, останутся на теле неизлечимые язвы…»
«Что ты хочешь от меня, страж высоты? – подумала Ольга. – О чем предупреждаешь? Я и сама чувствую, что слова Хунту-аси, вернее Демона, оставили неизлечимые язвы в моей памяти! И я не знаю, кому сейчас верить и верить ли вообще!»
Однако стрела-Гантимур был по-прежнему направлен к цели, летел к ней, и Ольге оставалось только подчиниться, когда он вскочил сам и
