Далеко не всегда получалось. Помню, когда у меня в желчном пузыре обнаружили зловредные камешки, я попытался их растворить и вывести. Какими сокрушительными коликами ответил мне тогда организм! Я рычал от боли, пот катился по лицу, а дрожащие ладони со скрюченными пальцами все искали самое выгодное положение. С горем пополам справился, но пришлось выпрашивать отгул – я был никакой, измочаленный донельзя.
Меня и сейчас не назовешь опытным. Наверное, избери я медицину, пусть даже нетрадиционную, смог бы добиться куда больших успехов, чем на производстве, но в здравоохранение меня не тянуло.
– Дыши спокойно, расслабься… Тебе удобно?
– Ага…
Я напрягся. Сложно, почти невозможно передать на словах, что именно я чувствовал. Пораженные нервы под моими пальцами казались раскаленными струнами. Надо было ослабить их натяг – очень, очень осторожно, бережно – и как бы охладить.
Тихо, между делом, порадовался – сдавливание от наростов на позвоночнике я убавил, воспаление «потушил». Теперь дело за регенерацией нервных волокон, за ликвидацией новообразований, а вот тут быстро ничего не получится, недельки две мне придется к Светке наведываться. Но, кажется, все должно пройти… Нет, нет, лучше не загадывать!
– Все на сегодня, – еле выговорил я. – Позови девчонок.
– Маша! – подала голос Света.
Сулима с Шевелёвой ворвались тут же, будто дежурили под дверью. Да так оно, наверное, и было.
– Что? – заоглядывалась Рита. – Все? И как?
– Нормально… – сипло сказал я.
– Ох! – испугалась Маша. – Да ты совсем белый!
– Пройдет. – Слабость была такая, что я опирался рукой о кровать, чтобы не завалиться. – Свете надо делать массаж. Рит, я только покажу, а ты сама. Ладно?
– Да, конечно!
С полминуты я посидел, опустив плечи, а потом положил ладони Светлане на ноги – чуть выше подколенных ямочек.
– Не надо мять, просто прижимать плотно – и медленно вести вверх до поясницы, а потом обратно. Понимэ?
Улыбочка у меня вышла кривоватой.
– Понимэ, – кивнула Рита.
Маша по-прежнему тревожилась за меня.
– Тебе, может, дать чего?
– Дать, – улыбнулся я. – Чайку с тортом.
– У нас есть! У нас есть! – обрадовалась Шевелёва.
– Лучший торт – это колбаса! – выразилась Сулима, пыхтя над Светкой.
– Согласен…
– Сейчас я!
Бутерброд с «докторской» и чай с куском сметанника сняли утомление настолько, что я смог встать и самостоятельно покинуть дом. Ритка хотела было проводить «доктора Итай-Итай»[38], но я лишь махнул рукой – оставайтесь, мол, не бросайте Светланку одну. Доберусь как-нибудь.
Вечер того же дня,Первомайск, улица ДзержинскогоК счастью, дома никого не было – жилая пустота. Настя где-то бегала с подружками, Иркой и Светкой, а родители еще не вернулись с работы. Тут я припомнил, что вчера мама просила батю встретить ее – хотела нанести визит тете Клаве, – и тихонько порадовался. Побуду в покое хоть пару часов!
Подкрепившись у Шевелёвых, я лишь утолил голод, но надо ж было поесть основательно, чтобы восстановить истраченные резервы. Короче, дорвался я до холодильника и умял пару холодных биточков с хлебом, а также – о, радость! – умолол остаток «Наполеона». Организм сразу подобрел.
Бухнувшись на диван, предался размышлениям. Пошел второй месяц, как я живу и учусь в этом времени, пользуясь всеми правами утраченной и возвращенной юности. Пока что я ничего особенного не совершил, не изменил ничего, помог только нескольким хорошим людям – Марине, дяде Вове, фронтовику и, вот, Свете. Да, еще Алону.
Все-таки чего-то я добился, но лично для себя и своего, так сказать, ближнего круга. Я сдружился с Настей, нашел общий язык с отцом, да и с мамой тоже. Для меня это очень важно – в том будущем, которое миновало (вот уж формулировочка!), я как-то разошелся с родней. Нормально разве? И вот это мое огромное, непростительное упущение стирается ныне, как ластиком, исправляется ошибка – и отпускается грех.
И пускай изменения расходятся не дальше семьи или класса, но они-таки произошли – и набитая колея истории сместилась, пусть даже на ничтожный нанометр, которым можно и пренебречь.
Вряд ли, по большому счету, помощь и спасение можно приравнять к переменам, но я и не надеялся на макроскопическое воздействие ранее, чем через пару лет. Сейчас у меня идет первичная адаптация, вживание в реальность. Я, как тот шпион, внедрился в простую советскую семью, хожу в простую советскую школу…
«Центру. Инфильтрация прошла успешно. Агент Миха».
Сейчас я готовлюсь к первому выходу в свет. Если все удастся, на осенних каникулах я открыто заявлю о своей персоне – на ВДНХ УССР. Есть, мол, такой юнец, который много мнит из себя. Что выйдет из этой моей «презентации», понятия не имею. Да и получится ли вообще что-то? Мне, в принципе, важно не представить на выставке мою персоналку, а выйти на «больших» людей – из Академии наук, из министерств, из ЦК. Пусть они будут лишь «свадебными генералами», снисходительно нахваливающими молодых бойцов НТТМ, но заинтересовать их можно и нужно. Тут лишь бы начать…
Зазвякали ключи, и я вздохнул – покой окончен. Напевая, вошла Настя.
– Привет!
– Привет. Набегалась?
– Ага!
– А уроки? – изобразил я старого брюзгу.
– А нам только по литературе задали! А есть есть?
Я восхитился словесному выверту, сообщил, что котлеты в холодильнике, и, кряхтя, поднялся с дивана. Пора было эвакуироваться к себе – изображу вдумчивое выполнение домашних заданий…
Когда стемнело, погасил свет и подошел к окну. Я уже более-менее оклемался к этому времени. С кухни доносился говорок родителей, обсуждавших вопросы дачного строительства. В зале говорили стихами – это Настя смотрела «Литературу для 8-х классов» по третьей программе.
А за окном сдержанно шумел и успокаивался Первомайск. В многоэтажке через улицу одно за другим вспыхивали окна, приоткрывая маленькие домашние тайны. Двери гастронома на углу то открывались, то закрывались – народ спешил отовариться, чем можно. По тротуарам фланировали парочки и деловито ковыляли пенсионеры с набитыми авоськами. Громыхая бортами, проехал «зилок», синий с белым. Похожий на подсвеченный аквариум, подкатил к остановке угловатый автобус.
Густые синие сумерки зачерняли деревья, обращая их в сгустки тьмы, прокладывали насыщенные мраком тени, и придавали всему сущему нереальность сновидения. Хорошо!
Настоящее понемногу растворяло во мне «прихваченное» будущее. В памяти моей угасали мерзкие рожи бандеровцев, орущих «Слава Украине!», счастливые физиономии демократов, спустивших красный стяг над кремлевским куполом, всякие «оппы» и «креаклы», отплясывающие на костях героев.
Ныне вся эта грядущая мразота не завелась пока. Есть еще затхлые уголки, где кроется до поры либеральная плесень, но времени, чтобы вывести ее, пока хватает. Успею. Надо успеть.
Неожиданно зазвонил телефон.
– Я отвечу! – крикнула Настя, выскакивая в прихожую. – Алло? Да! Ага… Миша, это тебя!
Немного удивившись, я вышел и взял протянутую сестрой трубку.
– Алё?
На том конце провода заныли, захлюпали, зашмыгали.
– У Светки… – услышал я нечто членораздельное. – У Светки…
– Маша, ты, что ли? Что у Светки? – холодок ужаса вошел под кожу ледяными иглами. – Да говори
