– ЭВМ? – Давид Моисеевич до того задрал густые брови, что кожа у него на лбу сложилась в частые морщины.
– Ну, да! Процессор у меня уже есть, даже два.
– А это для чего? – Кацман притронулся к кассетному магнитофону, лишенному корпуса. Да и зачем ему кожух, если я запихаю его в системный блок?
– А это внешний накопитель. Для хранения данных. Ничего лучшего пока найти не удается. А вот из этого я соберу маленькую дополнительную плату – для связи с кассетником.
А глазки-то у Давида Моисеевича разгорелись! Видать, не зря корпел в институте.
– Вы считаете, этих деталей достаточно?
– А у меня еще есть! Кстати, а вы не помните такого Данилина, Антона Гавриловича? Вроде бы он тоже в ИКАНе трудился…
– Данилин? – задумался Кацман, и лицо его просветлело. – А, Тося! Конечно, помню! Тосю Данилина мы комсоргом выбрали, так он и пошел по комсомольской линии.
– Все с ним ясно! – хихикнул я.
Мы еще долго болтали – о программировании, о Бэйсике и Алголе, о законе Мура. Я даже нарисовал в его воображении ослепительные перспективы, вроде интернета, который я обязательно назову по-русски. Хотя почему я? Академик Глушков уже что-то такое похожее изобрел, ОГАС называется – Общегосударственная автоматизированная система.
Кацман пригорюнился даже, почувствовав приближение новых горизонтов. И вдруг его скрючило – как говорится, ни вздохнуть, ни охнуть. Он вцепился в спинку стула, едва не падая на колени, и резко побледнел. Видать, почки «распустились».
– Там… – просипел Кацман, словно меня пародируя. – Таблетки… Пожалуйста…
– Таблетки не помогут, – процедил я, быстро снимая платок с Давида Моисеевича. – Держитесь!
Человек я брезгливый, но Кацман был из тех чистюль, которые посуду моют до блеска, а мочалкой орудуют до скрипа. Я положил ладони ему на поясницу, прямо поверх майки (это девочек щупать приятно, а мужиков как-то не очень).
Боль я унял сразу.
– Прошло!.. – выдохнул Давид Моисеевич.
– Не прошло, – покачал я головой, – да и не в почках дело. У вас застарелая подагра. Надо ее вылечить, тогда и отложений не будет, и почки не откажут. А камешки мы выведем… Ну-ка… На локтях?
– Да-а…
Я долго «грел» опухшие локтевые суставы, пока не почувствовал усталость.
– Хватит на первый раз. Попейте водички, стакана три хотя бы, я тогда с почками поработаю.
– А чайный гриб можно? – робко спросил Кацман.
– Вполне!
Он долго булькал на кухне, а когда вернулся, посмотрел на меня с восторгом неофита, приобщенного к высшей мудрости.
– Зря я не верил Алону! – воскликнул Давид Моисеевич. – Вы таки можете немножечко поправить здоровье старому больному еврею!
– Таки да! – ухмыльнулся я.
Тот же день.Первомайск, улица ЛенинаДомой я вернулся сильно утомленным, но хорошая порция жареной картошки и возраст живо вернули тонус. Наверное, для мозга тоже нужна тренировка. Во всяком случае, раньше я бы весь день ходил вялым, теперь же восстанавливаюсь быстро. Бекицер[43], как Давид Моисеевич говаривает.
Бодрости мне добавляло и это неожиданное знакомство. Кацман сохранил острый ум и азарт, у него оставались связи в академической среде. Нужный человек.
Правда, опаска тоже присутствовала. В прошлой жизни я мало кому помогал, в смысле лечил. Не потому, что страдаю мизантропией, просто мало общался с людьми. И опыта у меня было не много.
Теперь же всего за пару месяцев я помог большему количеству людей, чем раньше лет за десять.
А ведь это след, товарищи. Обязательно ведь кто-то в КГБ заинтересуется такой «гигантской флюктуацией» – нигде никаких исцелений, а в Первомайске сразу пачка!
Ну, да, согласен. А что прикажете делать? Быть выше человеческих страданий? Как-то не по-людски…
Переодевшись в «рабочее» – старые индийские джинсы «Авис» и байковую рубашку, накинув сверху куртку из кожзама, я отправился к Шевелёвым.
Надежды Васильевны не было дома, чему я порадовался – не хотелось испытывать неловкость. Уж больно много признательности сразу.
– Машенька, привет!
– Привет!
Маша вскочила из-за стола, где делала уроки, подбежала, улыбаясь чуть смущенно… Ну, тут хоть в меру благодарности.
– Как Светланка?
– Читает!
– Это хорошо…
Я прокрался в спальню. Света лежала на боку, опираясь на пару подушек, и читала книгу, поставив ее на стул рядом.
– Много знакомых букв увидела?
Девушка сразу встрепенулась, обрадовалась, засмеялась.
Впервые ее смех я услыхал две недели назад, когда она сама смогла согнуть ноги в коленях.
– Ага! Будем ходить?
– Еще как! Хватит валяться!
Я помог Свете сесть и свесить ноги. Нижняя половина тела еще плоховато ее слушалась, но уже двигалась. Мозг постепенно привыкал, учился заново передвигать ногами. Надо ему помочь настроить разлаженный организм. Надежда Романовна, или Маша, или Рита каждый день массировали Светланке ноги, «согласно рекомендациям доктора Итай-Итай», а сам я делал ей иной массаж – увы, бесконтактный. Скоро, очень скоро сестрички Шевелёвы станут, как и прежде, шагать и бегать парой.
– Встае-ем… – я ухватил Свету под мышки и потянул вверх. Девушка напрягалась изо всех сил. – Вста-али…
– Ой… – Шевелёва покачнулась.
– Не падать! – я подстраховал ее и зашел со спины.
– Лапы плохо держат…
Крепко удерживая Свету, я скомандовал:
– Левой лапой шагом марш!
– Есть… – слабо отозвалась девушка.
Ох, как же это трудно – приподнять ногу, согнутую в колене, перенести вес тела, опустить ногу, оторвать от пола другую…
Мы прошли всю комнату наискосок и вернулись обратно.
– Устала?
– Нет, еще!
– Пошли.
Через час мы поставили рекорд – двенадцать раз прошагали из угла в угол.
– Все, ложись. Хорошего понемногу.
Я посмотрел на двери, где приткнулась Маша, и покачал головой. Девушка виновато улыбнулась и вытерла ладонью глаза.
– Ложись.
Света медленно, не единым плавным движением, а урывками, присела на кровать, я помог ей забросить ноги, и она легла.
– Массаж, да?
– Ага.
– Смотри, я уже сама переворачиваюсь!
Девушка с трудом легла на живот, а я опустил ладони, словно грея их над Светкиной поясницей. Медленно водя руками, «сопровождая» сосуды и нервы, я долечивал Светланкины «лапы».
В дверях хихикнули. Я посмотрел на развеселившуюся Машу.
– Ты чего? – удивилась Света.
– Да я так, – отмахнулась Маша. – Просто Мишин день рождения вспомнила. Помнишь, как Дюха краснел?
– Как спелый арбуз, – хмыкнул я и объяснил для Светы: – Я его и в том году приглашал, его и еще Изю. А в этот раз Машу позвал, Инну и Риту.
– Инну? – удивилась Света. – Дворскую? Так она ж из 9-го «Б»… А-а! Вас же объединили…
– Нас, Светик, на-ас! – пропел я. – Что, хотела от учебы увильнуть? Ну уж нет! Не одним же нам мучить учителей… Скоро в школу!
– Никогда бы не поверила, что захочу учиться… – пробормотала Света и шмыгнула носом.
Маша сразу решила поднять градус настроения.
– Я просто представила, что бы подумал Дюша, увидав вас! Хи-хи!
Светлана вспыхнула и радостно засмеялась – тихонько, как будто маленький хрустальный колокольчик зазвенел.
– Чай будете? – донесся из кухни Машин голос.
– Будем! – дуэтом крикнули мы со Светкой.
И захохотали. На дворе было пасмурно, дул стылый ветер, взметывая и швыряя обратно желтые листья, тучи грозились пролиться дождем, а мы радовались. Жить хорошо!
Пятница, 25 октября 1974 года, полдень.Первомайск, улица ЧкаловаПосле четвертого урока по всей школе начался пятый, а в нашем 9-м «А» –
