Но почти сразу ей вспомнилась последняя встреча с Жаке и Денизой. Это было только вчера. Алуэтт сидела на кровати, смотрела, как собираются сестры. Что ответила Жаке на ее вопрос: куда они уходят? «Этого я, к сожалению, сказать не могу».
Алуэтт покачала головой. Нет. И все равно она не могла поверить. Просто отказывалась верить. Сестры – это… сестры. Они ведут тихую, мирную жизнь в Обители…
И никак не могут быть боевиками какого-то там «Авангарда»!
С какой стати им взламывать систему охраны Бастилии или возглавлять восстание?!
– Дай сюда! – выпалила Алуэтт.
Едва она выхватила устройство из рук Марцелла, чтобы лучше разглядеть экран, как аппарат у нее в руках завибрировал и изображения сестер вдруг размылись в пиксельный туман.
– Где они?..
Слова застряли у Алуэтт в глотке, потому что пиксели вдруг рассеялись, словно бы пар над отцовским чайником, а потом сложились по-новому, и на экране замигало сообщение: «Когда жаворонок прилетит домой, Режим падет».
Алуэтт недоверчиво бегала глазами по ярким белым буквам.
– Что это? – спросил Марцелл и, не дав девушке времени вникнуть в смысл фразы, вернул себе телеком.
Но как только устройство оказалось у него, буквы тут же испарились.
Марцелл потряс телеком, покрутил его в руках.
– Куда все подевалось? И что вообще это было? – Он бросил взгляд на Алуэтт. – Там же было какое-то сообщение, да? Что в нем говорилось? У меня не получилось прочитать.
В груди Алуэтт поднимались самые противоречивые чувства. Досада, страх, смятение.
– А у меня получилось, – она снова выхватила телеком, – так что дай сюда.
Аппарат снова задрожал, и вот оно. То же загадочное послание: «Когда жаворонок прилетит домой, Режим падет».
Что это значит? О каком «жаворонке» речь?
В голове у нее метались вопросы, а взгляд бегал по строчке.
Бессмыслица какая-то.
– Я знаю, кто это подстроил! – выпалил Марцелл, словно на него снизошло озарение. – Та странная женщина, арестантка со шрамом на лице. Она что-то сделала с моим телекомом там, в допросной. Должно быть, взломала программу. Она велела мне найти тебя. Хотела передать тебе сообщение. Покажи!
Подавшись к Алуэтт, Марцелл выдернул телеком у нее из рук. И снова слова растаяли. Заинтригованный д’Бонфакон поднес устройство ближе к девушке. Сообщение вернулось.
– Твои бусы, – отсутствующим голосом произнес Марцелл.
Алуэтт распахнула глаза, инстинктивно прикрыла четки ладонью.
– Что с ними?
– Они каким-то образом включают сообщение. Смотри.
Он стал двигать устройство взад-вперед. Рядом с Алуэтт таинственные слова проявлялись, чтобы тотчас распасться хаосом пикселей, едва он отводил телеком.
Марцелл покачал головой:
– В этой металлической бирке скрыт какой-то сенсор или…
– Стой! – Алуэтт отскочила подальше от телекома. – Arrête! Ты сам не понимаешь, что говоришь.
– Алуэтт… – Марцелл шагнул за ней, но она отшатнулась еще дальше. – Прости. Я думал, ты знаешь. Я думал, ты с ними заодно. Я думал, «Авангард» специально подослал тебя…
– Нет! Пожалуйста, замолчи! Тут какая-то чудовищная ошибка.
– Никакой ошибки, Алуэтт. Я…
Но девушка уже не слушала. Оттолкнув его, она бросилась бежать по коридору, и сама толком не зная куда. Лишь бы подальше от него. От его пронзительных глаз и нелепых обвинений.
– Подожди, Алуэтт! – раздавалось у нее за спиной. – Пожалуйста, постой!
Но она не остановилась ни на секунду. Она бежала. Обратно, по коридорам и лестницам, что привели ее сюда. В спасительное убежище.
Алуэтт отперла вентиляционную шахту и слетела по трапу в Обитель. Теперь она поняла, куда ей надо. Точно знала, как доказать, что Марцелл ошибся.
Главный коридор Обители пустовал. Должно быть, сестры еще спали. Она пронеслась дальше, к тяжелой деревянной двери в конце. К той, что прежде для нее всегда была закрыта. К той, за которую воспитаннице не разрешали ходить.
«Пока сама не станешь сестрой», – говорили ей.
Что ж, теперь она сестра. Ей вручили четки. Она имеет полное право войти в Зал собраний. Алуэтт миновала коридор, уводящий к спальням сестер. Оставила позади выход в общий зал. И кухню.
Из двери столовой вдруг показалась принципаль Франсин – усталая, с красными глазами. Словно всю ночь не ложилась.
– Алуэтт! – окликнула она девушку с обычной строгостью, не оставлявшей места для споров. – Идем со мной, прошу тебя.
Но Алуэтт не остановилась.
Хватит уже с нее разговоров.
Хватит послушания.
Хватит лжи.
Достигнув двери, ведущей в Зал собраний, девушка ухватилась за ручку и, распахнув ее настежь, изумленно отскочила при виде того, что открылось по ту сторону.
Еще одна дверь.
Причем не деревянная, а из толстой стали с заклепками. Точь-в-точь как та, что закрывала выход из Обители.
Зачем тут еще одна дверь?
На миг Алуэтт заколебалась. Но прежняя решимость тут же вернулась к ней. Она протянула руку и повернула большую круглую ручку.
– Алуэтт! – еще резче позвала ее сзади принципаль Франсин. Она почти догнала девушку. – Стой!
Опять это ненавистное слово. Оно лишь распалило Алуэтт. Придало новых сил.
Хватит уже, настоялась!
Набравшись духа, она всем весом налегла на дверь. Створка отошла, и Алуэтт ввалилась в комнату.
И глазам своим не поверила. Уж не сон ли это?
Она словно бы попала в иной мир.
Куда ни глянь, всюду экраны. Экраны, встроенные в стены. Экраны на столах. Экраны, составленные друг на друга до самого потолка. Все они походили на монитор, через который Алуэтт подглядывала за тем, что происходит снаружи, с той лишь разницей, что на этих мониторах были самые разнообразные изображения. На этих было… все.
Ну да, вообще все!
Коридоры Трюмов. Прилавки Зыбуна. Зловещий куб полицейского управления. Иные мигающие картины, похоже, передавались прямо из Ледома. И еще тут были неизвестные Алуэтт города. И места, о которых она только читала в «Хрониках».
А среди этих экранов сидели сестры.
Сестры, которых Алуэтт знала чуть ли не всю жизнь.
Сестры, которых она ожидала застать спящими. Вот, оказывается, чем они занимались до безмолвного завтрака и мирной медитации в начале нового дня.
Сейчас все они таращились на нее.
Алуэтт как заведенная поворачивала голову, силясь вобрать все увиденное вокруг.
Переплетающиеся на полу провода и кабели; странные огоньки, мигающие на сложных конструкциях силовых щитов; невидимые динамики, в которых что-то гудело и бормотало. И выше – полка, битком набитая книгами и бумагами, а над ней гигантский часовой циферблат, отмечающий время до миллисекунд. Огромная доска у двери была почти скрыта приколотыми к ней торопливыми заметками и набросками от руки. А ровно посреди комнаты, зависнув над тяжеловесным черным пьедесталом, ярко светилась карта-голограмма.
Только на этой голограмме, в отличие от карты, найденной Алуэтт в отцовском подсвечнике, изображалась не планета Латерра.
А вращался огромный шар Бастилии.
Единственного спутника Латерры.
«Они пытались разрушить систему охраны Бастилии».
– Жаворонок, – проговорил голос у нее за спиной. Алуэтт вздрогнула и обернулась к принципаль Франсин. Но, вопреки ожиданиям, не встретила ее обычного укоризненного взгляда. Нет, сейчас принципаль Франсин
