– Да.
– Ты побывал у нее в Монфере? – спросила Алуэтт.
– Я… – Марцелл смешался. Он еще не решил, как стоит расценивать ту поездку. Все так запуталось. Шепот Мабель до сих пор стоял у него в ушах. И мелодия песни. А это лицо Тео: как будто он предал мальчика, заявив, что полностью одобряет Режим.
– Да, я там побывал, – кивнул он, – но это ни к чему хорошему не привело.
Одна бровь Алуэтт приподнялась, и несколько мгновений девушка всматривалась в него так, словно видела насквозь. Как будто и впрямь обладала некими сверхъестественными способностями и могла читать его мысли. Когда она снова заговорила, Марцелл не сомневался, что его сейчас обвинят во лжи, но Алуэтт вместо этого сказала:
– Значит, Мабель – твоя бывшая гувернантка. И та женщина, которую сегодня казнили, она ведь тоже была гувернанткой, да?
При этом воспоминании Марцелла словно бы ударили ножом в грудь. Каким-то чудом ему удалось ненадолго прогнать страшную картину, а теперь память вернулась с новой силой.
– Да. Надетта Эпернэ. Она была гувернанткой премьер-инфанты.
– Не понимаю, зачем ее убили, – продолжала Алуэтт. В ее глазах снова светился жар. Полыхала та ярость, какую он видел на Зыбуне. – Раньше ведь на Латерре никогда никого не казнили.
– Защитники Режима хотели преподать злоумышленникам урок. Не могли же они обойтись с убийцей наследницы Парессов так же, как с мелким воришкой. Новые преступления требуют новых форм наказания.
Объяснение слетело с языка так быстро, что Марцелл только потом спохватился, что повторяет слова деда. А когда сообразил, ему стало тошно. Он показался самому себе запрограммированным дроидом.
«Прекрати попугайничать, бездумно повторяя за дедом каждое его слово!»
Упрек Мабель заставил его вздрогнуть.
– Но ведь, убив гувернантку, эти люди и сами стали убийцами, – хрипло, но твердо возразила Алуэтт. – Теперь они ничем от нее не отличаются. Если только Надетта и впрямь преступница.
– Думаешь, она этого не делала?
Вопрос вырвался у Марцелла, как импульс из лучинета, отчаянно стремящийся обнаружить цель. И Алуэтт почувствовала это.
– Не знаю. А ты сам веришь, что гувернантка виновата в смерти девочки?
Вот оно. Откровенно ответить на этот вопрос он не мог. Во всяком случае, самому себе. И определенно, не деду. А ей? Этой странной, таинственной девушке-призраку, говорившей так, словно бы она пришла из иных времен или прилетела с другой планеты? Девушке, даже не знавшей, кто он такой.
И Марцеллу почему-то показалось, что ей можно сказать правду.
– Нет, – прошептал он чуть слышно. – Не верю.
Их взгляды надолго сомкнулись. А потом словно вдруг распахнулась дверь. Слова хлынули из него, как воздух, застоявшийся в темной одиночке Бастилии:
– Я уж не знаю, что и думать. Не только про Надетту, а вообще. Мабель арестовали, когда мне было одиннадцать. Сказали, что она изменница. И это правда. Она сама признала, что работала на «Авангард»! Но до того она была… не знаю, она была мне как мать. Казалось, она действительно меня любила.
– Возможно, и впрямь любила, – мягко проговорила Алуэтт.
– Возможно. – Повторяя это слово, Марцелл поймал взгляд девушки, и они одновременно улыбнулись. – Мы играли в разные игры. В прятки в саду. Один раз она спряталась в фонтане. В самой середине. – Марцелл невольно улыбнулся воспоминанию. – Дед жутко рассердился, когда мы ввалились домой, оба промокшие до нитки.
Алуэтт опять улыбнулась ему:
– Наверное, с ней было весело?
– Это точно. И еще Мабель меня учила Забытой Речи.
У нее снова брови взлетели на лоб.
– Ты знаешь Забытую Речь? Почему же тогда ты не смог прочесть то письмо на рубахе?
Марцелл смущенно опустил взгляд на догорающий костер.
– Когда Мабель забрали, я… все забыл.
– Наверняка хоть что-то да помнишь.
Юноша с мрачным видом помотал головой:
– Нет. Теперь это для меня просто бессмысленные каракули.
– Ерунда. Спорим, ты сумеешь читать, если постараешься.
Алуэтт огляделась, поискала что-то взглядом. Заглянула себе за ворот хламиды.
– Вот! – Она вытащила длинную нитку металлических бусин. На конце ее блестела металлическая бирка. – Попробуй прочитать, что здесь написано.
Она жестом поманила его к себе, и Марцелл чуть-чуть сдвинулся влево, склонившись к девушке, чтобы разобрать выгравированные на металле буквы.
– Что это? – спросил он, указывая на бусы.
Выражение лица у Алуэтт снова стало отстраненным, как если бы он брякнул что-то не то. Но разве разберешь, как вести себя с этой странной девушкой?
– Это… – начала она. И тут же покачала головой, словно бы пресекая все вопросы. – Не важно. Ты просто читай.
Марцелл снова вгляделся в надпись. Буквы выглядели смутно знакомыми, но смысла в них он не видел. Значение букв затянуло туманом времени.
– У меня не получится.
– Еще как получится. – Она придвинулась ближе. Так близко, что Марцелл ощутил на коже ее дыхание – теплое и сладкое, как запах меда в саду под конец дня. – Ну же, постарайся.
Юноша снова пригляделся к бирке. Было ясно, что здесь два слова – на это его знаний еще хватало. Но больше он ничего не помнил: буквы сливались в бессмысленное сочетание черточек.
– Первое слово труднее. Попробуй-ка лучше начать со второго, – посоветовала Алуэтт.
Марцелл внимательно всматривался в надпись. Да что же он такой глупый? Почему ничего не может вспомнить?
– Давай вслух, – подбодрила его Алуэтт. – Букву за буквой.
Он мысленно услышал голос Мабель: «Читай вслух, Марселло. Ты справишься».
И тут туман словно бы вдруг рассеялся, первая буква всплыла в памяти. Губы сами собой округлились, зубы сжались, и…
– Ж… – произнес он вслух, удивившись не меньше Алуэтт.
– Да! – воскликнула та с таким же восторгом, как когда-то Мабель. – Верно! Дальше.
Он напрягся. Туман был еще густым. Он старался держать в памяти образ Мабель. Не то измученное, обветренное лицо, которое видел вчера в Монфере, а молодое и радостное лицо своей давней гувернантки. Той, что плясала с ним в фонтане и пряталась в палатке из шелковых простыней. И вместе с ее лицом из мрака времени медленно проступали буквы.
– Жа… во-ро…
Он оглянулся на Алуэтт, и та с улыбкой кивнула:
– Да. Еще чуть-чуть.
– Жа-воро-но… – Он свел звуки воедино. И, добравшись до последней буквы, замялся. Прямая с двумя черточками поменьше, торчащими под разными углами. Всмотревшись в нее, юноша ощутил, как на язык сам собой вскочил странный щелкающий звук – словно все эти годы он прятался, поджидая, когда же его найдут.
– К! – улыбаясь до ушей, заключил Марцелл. – Все вместе получается: «жаворонок»!
– Верно. Так и есть.
Теперь они оба ухмылялись, глядя друг другу в глаза.
– Что это значит? – спросил он.
– Это мое прозвище: Маленький Жаворонок. Смотри, вот здесь написано «маленький». – Алуэтт ткнула пальцем в первое слово на бирке. – Так меня называют в… – Она осеклась, снова прикусив язык. – Так зовет меня отец.
Марцелл погладил бирку большим пальцем.
– Мне нравится. Эта такая птица, верно? Из Первого Мира?
Она кивнула:
– Да, птичка, которая пела с раннего утра. Говорят, я, когда была маленькой, то начинала петь, едва проснусь. – Их взгляды снова встретились, и Марцелл почувствовал, что
