Наконец, он вышел на указанную улицу и нашел нужный дом. Грязный, с древними стенами и битой черепицей — в таких, обычно, жили старые шахтеры, которым по молодости хватало денег на постройку своего дома, а в старости они уже не имели возможности поддерживать нарядный вид. Посмотришь со стороны — разваливается хата, но войдешь внутрь — вроде ничего, чистенько, уютно.
Калитка была не заперта.
Во дворе собаки не видно. Артём с опаской огляделся — вдруг где-то спряталась? Вроде нет — тихо. Фруктовые деревья голые, без листьев, из земли торчат сухие палки — остатки былых зарослей кустарников. Вдали чернел вскопанный на зиму огород. Дом стоял по левую руку от утоптанной дорожки. Справа стоял с покосившимися стенами сарай, который когда-то служил гаражом, но сейчас в нем было почти пусто. Окна без стекол, поэтому Артёму хорошо был виден весь наваленный внутри хлам: старые велосипеды, доски, какие-то коробки с тряпьем, металлические пруты.
Воздух наполнен запахом печной золы и шлака, какой-то химии, удушливого дыма от тлеющих костров с ближайшей свалки. Артём, ни секунды не задерживаясь на улице, вбежал на крыльцо и дернул на себя дверь.
Вошел, осмотрелся.
Темный узкий коридорчик, вешалка в углу, шкаф, дощатый пол с давно облупившейся краской. Внутри натоплено. Тихо — окошко маленькое и звуки с улицы почти не попадают внутрь. Слева ещё дверь. Она приоткрыта. Свернул. Вторая комнатка, скорее всего кладовая — дальний угол был отведен под полки с банками, ящиками и бутылками. В полу люк ведущий, наверное, в погреб. Три шага и вот он уже в жилой части дома. Гостиная, она же кухня, с большим столом, стульями, печкой. Закрытые шторами дверные проемы в зал и одну из комнат. Серые занавески с вырезанными по краям узорами собраны в петли и обрамляют небольшое окно. Двери, похоже, никто не красил лет десять. Все старенькое, пожившее и повидавшее многое на этом веку. Нарядно только смотрится угол, где стоит печка — стены там отделаны белым кафелем и бросаются в глаза своей стерильной чистотой.
В печи горит огонь, он виден сквозь щель чуть приоткрытой заслонки. Слышны равномерный гул в трубе и потрескивание дров. Из железного ящика для хранения угля торчит кочерга. В гостиной тепло, чисто и уютно. Артём, успевший замерзнуть на улице, сразу почувствовал себя лучше. Он постоял, прислушиваясь, но дом был тих.
— Есть кто?
Сначала ничего не происходило, но вдруг в глубине послушался скрип железной сетки на кровати. В гостиную, растирая ладонями заспанное лицо, вошел тот самый старик. Посмотрел на гостя, нахмурился. Розовые губы сжались в нитку. Он был одет в спортивные брюки и клетчатую рубашку. Скорее всего, так и спал в одежде.
— Пришел.
— Пришел, — ответил Артём.
— А я рань встаю, печь, то, сё… Чаю попьешь, а потом снова в сон клонит. Это самый для меня сладкий час. Одно плохо — потом просыпаться. Голова болит. Это если переспать. Вовремя поднял…
Старик подошел к умывальнику, открыл кран, сложил ладони лодочкой, набрал воды и, зажмурившись, несколько раз плеснул на лицо. Выпрямился. Капли стекали по бровям, щекам, собирались на кончике носа, пока не срывались вниз, а он так и стоял, с закрытыми глазами.
— Хорошо-то как… — прошептал старик.
Наконец он повернулся к гостю и указал на стул:
— Садись, у нас ещё время есть. Поговорим.
— Да я не спешу, — ответил Артём.
— Я тоже… — хозяин сел за стол рядом с окном.
Устроившись напротив, Артём стал внимательно рассматривать старика. Он так и не вытерся — невысохшие капли ещё висели на ресницах, стекали по небритым щекам к подбородку. Глаза со сна мутные в красных прожилках. Упрямый разрез рта, нездоровый цвет кожи лица, глубокие морщины на лбу. Трехдневная белая щетина и торчащие космы седых коротко стриженых волос прибавляли старику ещё несколько лет к его настоящим.
— Чаю будешь? Или позавтракаешь? У меня гречка есть с сосисками, — предложил старик.
— Я только поел. Может позже? Не думаю, что мы быстро управимся, — ответил Артём.
— Да, быстро не получится.
Помолчали. Наконец, хозяин повернулся, снял висящий на спинке стула рушник и вытерся.
— Представляю, как тебе сейчас тяжело, — старик бросил полотенце назад и продолжил, не поднимая глаз на гостя. — Старое отпустило? Кто позвал, старуха или сами дети?
Артём замешкался, не зная, что ответить. Когда начал говорить, то тщательно подбирал слова.
— Что-то о старухе было… У неё такие… бугры по всему телу. Но она меня не звала. Просто в голову пришло и все. А дети… это которых мучили?
— Да, — кивнул старик.
— Это… пришло. Ярко. Такого ещё никогда у меня не было. Чтобы так ясно было видно. Словно я там сам побывал.
— А может и побывал?
Артём не знал, смеяться ли ему сейчас или плакать?
— Если бы я там был, то первым бы полез в петлю.
Старик ничего не ответил. Они долго смотрели друг на друга. Наконец хозяин прервал молчание:
— Это не бугры. Это клещи. Их присаживают на нужные места, дают прижиться. Образовывается ранка, и клещ постепенно погружается под кожу. Над ним начинает расти жировик и чем больше человеку лет, тем выше шишка.
— Зачем?
— В слюне клеща есть вещества, которые помогают… Я даже слова не могу подобрать. Знахарю, наверное… Помогают знахарю подчинять себе стихии или животных. Это зависит от того, куда его приживить и какой силы клещ. Чем старше, тем лучше.
— Это фантастика?
— Это — жизнь.
— Но ведь они могут убить, — сказал Артём, усмехнувшись.
— Каждый пятый шаман или знахарь, будь они неладны, умирает в муках. Значит, высшие силы не хотят помогать этому шаману. Или его помыслы нечисты, грехов много — кто знает?
— Но у старухи, я видел, больше десятка шишек.
— Девять. Она одна из самых сильных, — сказал старик и поднял глаза на Артёма.
Странные ощущения бывают, когда ты разговариваешь с человеком, который видит все твои сны и фантазии. Он копается в твоей голове, а ты с этим ничего поделать не можешь. Скажи неделю назад, что такое возможно, не поверил бы. Но, а если хорошо подумать, то он ведь сам такой, просто… Ранее не встречал героев своих историй.
— А если я найду какого-нибудь персонажа
