– Идиот! Он же помрет там! Матросов недоделанный! – Лот саданул по стене кулаком. – Куда он полез?! Что он там может сделать?!
– Не дать установке заработать в полную силу, – тихо сказал Хаук. – Ты знаешь об этой теории.
– Теории! – почти крикнул Сол. – Она не подтверждена!
– Потому что ни разу не проверялась… – Хаук лег, морщась от слабости. – Но если учитывать скорость омоложения организма параллельщиков, собственных запасов энергии им не хватит и на час. А они рядом с установкой выживают до десяти часов… иногда… Не спорьте, что там с рациями? Нужно обесточить район.
Парни переключились на настройку техники, даже Поп со своими помогал, хотя все трое мало что могли сделать – не специалисты в связи, а обычные бойцы. Я, скинув с плеч куртку, укрыла Хаука:
– Есть хочешь? И как голова?
– Мутит немного, так что есть пока не стоит. Не боись, ранение скользящее, даже черепушку не поцарапало, нужно просто отлежаться. А тебе отсюда поскорее уходить надо; парни с рациями разберутся, и уматывай! Лот довезет.
– А вы?
– Когда установку отключат, эти скоты попробуют прорваться. Я как раз очухаюсь и помогу нашим, стрелять-то – не бегать.
– Поспи. – Я села на пол рядом с ним, взяла широкую ладонь парня. – Тебе нужно спать.
Он уснул почти мгновенно, уже во сне завернувшись в куртку и укладываясь поудобнее. Остальные занялись рациями, и я осталась не у дел. Сколько прошло времени с момента включения установки? Часа два-три, скорее все же три. Фо говорила, что у Лаки всего пять часов, значит, осталось не больше двух. Как он смог пройти сквозь поле? Я встала и, взяв один из рюкзаков – тот, на который мне указывала Света, – незаметно пошла к лестнице, но не основной, а боковой, о которой знала только, что она должна быть. Поле, о которое бились создатели (или охранники?) установки, меня притормозило, но не остановило. Было ощущение, будто я иду против очень ровного и все больше усиливающегося ветра, но и только. Потом сопротивление исчезло. За моей спиной раздался тихий, чтобы не привлечь внимания противников, и еще более приглушенный расстоянием встревоженно-больной вскрик Попа: «Ната! Дура, помрешь ведь!», и невнятная ругань.
Обострившееся то ли из-за нервотрепки, то ли из-за влияния установки чутье не подвело, и вскоре я уже поднималась по захламленной узкой лестнице, зная, что установка именно на четвертом этаже и что рядом с ней есть неприметный выход на площадку этой лестницы. Потом вышла в столь же захламленный и заставленный всякой рухлядью служебный коридор и пошла, опять же доверяя только чутью. Несколько раз за хлипкими, почти декоративными дверьми раздавались шаги и мат, но о моем присутствии никто не догадывался. Много позже, когда я второй раз оказалась в этом здании, то поняла, почему меня не обнаружили: с противоположной стороны располагалась большая мастерская, объединенная из нескольких комнат, и лишние двери просто закрыли шкафами, не перегораживавшими только небольшие окна над дверьми. Тогда же я об этом не знала и замирала в пыльной полутьме, стараясь даже не дышать.
Коридор закончился лишь для видимости запертой на расхлябанный врезной замок дверью, которую открыть можно было, просто толкнув посильнее, и почти неосвещенным «аппендиксом» за ней, полузакрытым стоявшим не совсем вплотную к стене шкафом. Я выглянула из-за него и увидела еще один небольшой коридор, довольно хорошо освещенный светом, шедшим из окна с противоположной от меня стороны. Справа от меня в его длинной стене виднелась еще недавно застекленная дверь – молочно-матовые осколки валялись рядом с ней, – а слева – распахнутая двустворчатая дверь в какое-то хорошо освещенное помещение, которое я не могла рассмотреть. Около этой двери на полу сидел Лаки, держа на коленях пистолет. Я тихо, боясь обратить на себя внимание врагов, позвала:
– Лаки, это Со, не стреляй.
Он поднял голову, оглянулся:
– Ты одна?
– Одна, наши внизу.
– Иди сюда. – Он не вставал, внимательно оглядывая коридор и держа пистолет наготове, слабо улыбнулся, увидев меня, и тут же помрачнел: – Ты знаешь, что отсюда нам не выйти?
– Догадываюсь. Но у нас есть время. Тебе нужно поесть и принять лекарства.
– Теперь уже без разницы. – Он грустно усмехнулся – обтянутый кожей скелет почти что подростка. – У меня осталось часа два, не больше.
– Ешь! – Я села рядом с ним, открыла тюбик с питанием, насильно сунула ему в руку, повторив: – Ешь!
Он послушно взял тюбик, жадно высосал его и улыбнулся:
– Дай еще. Кажется, я смогу продержаться.
– Держи. – Я протянула ему еще один тюбик, сама же распаковала аптечку. – Теперь лекарства. Сможешь повернуться?
– Коли в бедро, – он чуть спустил штанину, оголив ногу, – так проще.
Я протерла кожу, ввела лекарство.
– Другую. Фо сказала – три в первый раз.
– Ну, если Фо сказала… – Он, немного пьяный от еды, оголил другую ногу, потом повернулся плечом. – И еще сюда. Я вроде ожил…
Вдруг он резко обернулся, поднял пистолет, пуля выбила щепу из косяка двери.
– Что?! – Я не поняла, что произошло.
– Эти придурки не ожидали, что окажутся в мини-блокаде, тем более что я сюда доберусь. Периодически пытаются сунуться, думают, что у меня патроны скоро закончатся, но
