– Это мой дневник, – пролепетала Катя потрясенно. – Но почему…
– Почерк совпадает. Извини, думал, что беру твой деловой ежедневник, а не что-то сугубо личное. Машинально схватил.
Его взгляд рассеяно скользнул по тексту в дневнике, и Андрей внезапно вычленил несколько фраз до того, как Катя захлопнула тетрадку: «Он удивительный. Он первый мужчина, который смог разглядеть во мне то, что никому и никогда не удавалось. Мою душу. Самое удивительное – я поверила ему. Потому что он был таким искренним. А я… я не смогла быть такой же искренней и признаться ему, что люблю его с первого взгляда, с той первой секунды, как увидела.»
Он растерянно уставился на Катю. То, что почерк в Катиной тетрадке и в записке совпал, выбило Андрея из колеи окончательно, а фразы были как контрольный выстрел в голову. О ком она писала? О нем, Андрее? Или о Николае Зорькине? И ведь не скажешь теперь «дай дочитаю страницу»… Да что это за день такой сумасшедший!
– Так, народ, вы что там притихли оба, только сопите сосредоточено? Я правильно понял, что записка была написана Катиным почерком?
– Но это не я писала! – пискнула Катя тихо. – Я не понимаю, кому это вообще могло потребоваться… Так… Со мной… С вами…
Она поежилась и обхватила себя руками, прижимая дневник к груди.
– Я не говорю, что это вы писали, Катенька, – ответил Малиновский вкрадчиво, – вы мне только на один вопрос ответьте: вы часто свой дневник оставляете в открытом ящике стола? И я правильно понимаю, что вы там писали и об отношениях с Андреем, и о проблемах Зималетто, и о НикаМоде?
Катя шмыгнула носом, готовясь расплакаться.
– У меня стол не запирается. А дневник всегда либо в сумке, либо в столе. Писала, конечно же. Это же дневник!
Андрей провел рукой по лицу, пытаясь успокоиться и хоть как-то сосредоточиться. С одной стороны, хорошо, что Катя уже не записывает его с Ромкой во враги. С другой – кто-то в компании знает обо всем. Причем знает гораздо больше, чем могла бы написать в своем дневнике Катя.
– Абалдеть… – хмыкнул Ромка, – мы с Андреем тоже конспираторы так себе, но чтобы так палиться…. Отожгли вы Катенька, напалмом прямо-таки. Причем вариант того, кто бы мог этим воспользоваться, у меня только один. Клочкова. Во-первых, у нее на меня зуб. Во-вторых, у нее зуб на Катю. В-третьих, она бы не постеснялась шариться и по ящикам Катиного стола, и по ее сумке. В-четвертых, она видела у меня пакет и видела, как я пишу записку. Собственно, она вошла в мой кабинет, когда я написал первую фразу – принесла документы, которые нужно было просмотреть и подписать до отъезда в Прагу. Мне пришлось перевести записку в ранг черновиков, сделать там пометку о цветах, сложить и сунуть в пакет, а пакет убрать в ящик стола, раз я там все равно ничего компрометирующего написать не успел. Викуся все это видела, и с нее сталось бы достать пакет и доработать записку. В-пятых, ей плевать на компанию и мозгов у нее, как у курицы, так что такую подставу нам всем она вполне могла организовать даже просто от любви к искусству.
– При чем тут мозги, – буркнула Катя расстроено.
– Элементарно, Катенька, элементарно. Эта ситуация, если с ней не разобраться сразу же, с огромной, почти что стопроцентной вероятностью ведет к краху Зималетто. Вот посудите сами. Пакет переложили из ящика стола на столешницу. Зачем? Чтобы Шура отнесла его Андрею. Который – и Викуся об этом знает – был в это время в банке. То есть, очевидно, что пакет взяли бы вы. И, конечно же, тут же открыли – и из обычного любопытства, и потому что вся почта Андрея и так идет через вас. И не только почта, кстати. Так что тут расчет стопроцентный. И что потом тоже очевидно, хоть и с вариантами. Практически фантастический вариант из серии «монетка зависла в воздухе», с которым нам внезапно повезло: Андрей приехал чуть раньше, чем планировалось, увидел все это и стал разбираться. А вот более реальные варианты были как раз совсем другие. Вы могли сразу развернуться и уйти из компании, а потом либо запустить процесс против Зималетто на полную катушку, отобрать компанию, а потом столкнуться с последствиями захвата. Либо вернуть НикаМоду Андрею, полностью открывая Зималетто для всех кредиторов, что привело бы к неминуемому краху. Либо аккуратно отказаться от ото всех претензий НикаМоды к Зималетто, тоже открыв Зималетто для всех кредиторов и с теми же последствиями для Зималетто – в этом случае и сама НикаМода, и ее кредиты остались бы на вас. Вот и все варианты. Ну, если не считать опции, что вы притворились бы на несколько недель, словно ничего не случилось, и открыли бы все карты на Совете Директоров, основательно макнув этим нас с Андреем, ну а дальше – по тем же трем вариантам. Вы действительно считаете, что нормальный вменяемый человек срежиссировал бы весь этот армагеддец просто чтобы насолить нам с вами? На мой взгляд, для этого нужно быть предельно тупой… курицей, мягко говоря. Понятно, что и по вам это бы пребольно ударило, поверь вы в эту писанину, и меня бы в бетон вашими же руками закатали, ну и Андрюху до кучи. Но сделать все это мог только тот, кому плевать на компанию.
– Но если Виктория все знает, она наверняка рассказала Кире Юрьевне… – прошептала Катя в ужасе.
Андрея тоже передернуло. Он подошел к Кате, обнял ее, и стало чуть легче.
– Но вот это все еще полбеды, – продолжил рассуждать Малиновский. – Во-первых, Викуся доносит Воропаеву, но я не уверен, что она с ним всей информацией делится. Так что он вполне может быть в курсе. Во-вторых… Андрюх, скажи, Кира всегда стремится приехать в аэропорт за три часа до вылета?
– Что? Ром, извини, ты о чем? Что за внезапная смена темы?
– Кира меня очень торопила с завершением дел, мол, мы можем опоздать на рейс. Приехали в аэропорт, в результате, за два с половиной часа. Я даже не удивился
