Но разве могла она уснуть, когда там, за наглухо закрытыми ставнями, за запертой дверью и обсыпанным солью порогом, ведьмак Геральт в очередной раз рисковал своей жизнью? Оказалось, что могла, еще и как — даже не задув свечу, не отложив книгу и не сменив неудобной позы, Эрика провалилась в глубокий сон.
***
Ведьмак не вернулся ни с рассветом, ни к полудню.
Утром Вроницы зажили своей жизнью. Бабы распахнули окна и двери, смели соль у порогов, и, тихонько меж собой переговариваясь, занялись обычными делами. Шумная ребятня высыпала со дворов и с гомоном понеслась по улицам.
Барон сидел в саду, непривычно трезвый и растерянный, то вздыхая, то покачивая головой.
— Доброе утро, — Эрика присела рядом с ним на лавку. — Как все прошло?
Филип Стенгер поднял на нее усталые светло-карие глаза. Мыслями он был далеко отсюда.
— Прошло? — переспросил он, рассеянно пожав плечами. — Ведьмак справился. Все сделал, как я просил. Если ищешь его, то он пошел за чуром… за духом моей доченьки. Я назвал ее Дэя. Теперь она не страдает.
Девушка сглотнула. Отчего-то защипало в глазах. Пусть барон был и не самым лучшим отцом и мужем, жестокий урок сегодняшней ночи навсегда его изменил. Если в нем еще осталась хоть капля порядочности, к бутылке он больше не притронется. Эрика легко приобняла его за широченные плечи, и, не говоря не слова (а что тут скажешь?) отправилась в кузницу. Ард предпочел остаться с бароном, привалившись массивной башкой к подбитым сталью сапогам.
Золотоволосая Иоанна, заметив девушку издали, приветливо махнула рукой. Фергус пробубнил что-то вроде приветствия — ворчливый краснолюд был явно не в духе. Пока речь не заходила об игре в гвинт или махакамской медовухе — Геральт уже успел обыграть краснолюда, вымудрив у того какую-то особенно ценную карту.
— Вот, — со скеллигским придыханием золотоволосая женщина вынесла из дома сверток и разложила на верстаке.
На чистой серой льняной ткани лежала куртка, да такая, что у Эрики дар речи пропал. Темно-коричневая матовая кожа, высокий ворот, шнуровка спереди, как на корсете, рукава с шипастыми вставками на локтях, съемные кольчужные наплечники на прочных ремешках и оббитые сталью наручи — это был настоящий доспех. Под короткую куртку полагалась стеганка темно-зеленого цвета, длиной до середины бедра, перчатки с заклепками и широкими раструбами, узкие штаны на массивном ремне и сапоги до колен с маленьким, удобным для верховой езды каблуком.
— Работа мастера, — у Эрики глаза загорелись — так хотелось скорее примерить всю эту грубоватую красоту. — Признайся, Иоанна, ведь это не Фергус лучший бронник Велена, а ты. Верно?
Уроженка Скеллиге неопределенно повела плечами и хитро прищурила глаза.
— Триста новиградских крон за броню, — перешла к делу Иоанна, — и еще двести тридцать за седло.
— У меня только самоцветы, — Эрика высыпала на ладонь из кожаного кисета разноцветные камни. Были там и темно-синие сапфиры, и оранжевые, как глаза ведьмака, топазы, и кроваво-красные лалы, и даже пара розовых бриллиантов. — Но курс мне неведом, так что бери на глаз.
— Нет, — покачала головой женщина. — Я так не могу. Вдруг возьму больше, чем нужно?
Эрика подумала, что неплохо бы всем торговцам поучиться у этой женщины порядочности, а вслух предложила:
— Поступим так. Я оставлю тебе несколько камней в залог, а когда попаду в Новиград или Оксенфурт, обменяю их на кроны и привезу сюда.
На том и порешили.
Осчастливленная покупками, Эрика сначала забежала на временную конюшню под навесом — порадовать Карасика новым седлом. Удивительно, но за время путешествия конь изрядно отъелся, и больше не напоминал издыхающую клячу. Спина начала обрастать мышцами, а ноги, раньше похожие на шарнирные, как у игрушечной лошадки-марионетки, заметно окрепли. Судя по тому, как блестела расчесанная грива коня, как переливалась на солнышке короткая шерсть караковой масти, как вычищены были копыта, — ухаживали за лошадью отменно. Поискав глазами конюха (того самого, что Геральт вытащил из горящей конюшни), девушка от всей души насыпала ему горсть монет и искренне поблагодарила.
Потом был обед у барона. Филип Стенгер оживился немного, на вино не налегал, напротив, пил едко пахнущий хлебный квас, но все еще был немного задумчив и молчалив. Ард, в очередной раз поживившись мясом под столом барона, теперь носился по всему замку в компании серой борзой, весело лая и распугивая стражу с прислугой.
Вечером же Эрика попросила слуг нагреть воды в бадье — тело чесалось нестерпимо. Как здешние обитатели умели мыться раз в полгода, а то и не мыться совсем, девушка представить себе не могла. Вши и кожные болезни, должно быть, сопровождали их постоянно, из года в год. Что же касается чистки зубов, то даже намека на самую примитивную зубную щетку в замке не было, приходилось насыпать толченого мела на маленькую тряпочку и пальцем елозить ею по зубам. Со стиркой дела обстояли и того хуже. Проточной воды поблизости не было, болотная же смердела тиной и отдавала зеленью, так что колодезную воду берегли и даром не расходовали. Онучи, рубашки и льняные короткие штаны, что здесь исполняли роль исподнего, приходилось тереть о рубель со щелоком, и хорошо, если щелок был из золы. Потому что прачки ничтоже сумняшеся мочились в таз, и этим самым стирали — эффективность была высокая, но надевать выстиранное подобным образом Эрика бы не рискнула.
И когда, наконец, последнее ведро горячей воды бултыхнулось в широкую бадью, девушка с облегчением сбросила с себя несвежие вещи, и влезла в воду. Сразу нырнула с головой, затем вооружилась губкой и пахнущим петрушкой неровным куском мыла, на вид напоминавшим булыжник. Совершенное блаженство не испортил даже жирный таракан о шести ногах, успевший забраться на борт бадьи и пошевелить усиками, прежде чем щелчком пальцев был отправлен в тараканье небытие.
***
Геральт притащился во Вроницы голодный как волк и злой как медведь-шатун. Больше всего на свете он хотел есть, спать и женщину. Как, впрочем, всегда в моменты чрезмерного напряжения.
Поэтому, распахнув дверь в комнату Эрики, чтобы забрать из сумок сменное белье, буквально вмерз в пол от открывшейся перед ним картины. Как он и предполагал, девица спала,
