Богатырович взвыл, но саблю из рук не выпустил, и судя по его взгляду, Эрике пришлось бы худо, если бы не три медленных хлопка откуда-то сверху.
— Браво, — лениво бросил фон Эверек, спускаясь по лестнице вразвалочку. — Свар в коллективе я не одобряю, но что может быть лучше хорошего учебного поединка, не так ли, господа?
Эрика, все еще тяжело дыша, почувствовала, как по щеке потекло что-то теплое, закатилось за ворот и поползло по ключице. Ольгерд подошел к ней и двумя пальцами вынул щепку, застрявшую в скуле.
Дружина поутихла, и взирала на происходящее с изрядным любопытством.
— Учебные поединки, — тем временем продолжал атаман, — должны обходиться без крови. А это, — он поднял щепку вверх, — кровь.
Пан Богатырович мигом растерял весь свой пыл, округлил глаза и попытался что-то сказать, но его нижняя губа предательски задрожала.
— Вины пана тут нет, — придав голосу беспечность, сказала Эрика, небрежно вытерев рукавом кровь. — Мне не терпелось опробовать в бою сабельку пана Рекуца, и сударь был так добр, что согласился поддержать мою затею. А это, — она посмотрела на покрасневший от крови рукав, — это мы увлеклись.
— Что ж, — фон Эверек улыбнулся и отбросил щепку в угол. — Тогда милости прошу к столу.
Пан Богатырович с явным облегчением вздохнул и протянул Эрике замусоленный носовой платок. Та только отмахнулась и пошла на двор — запустить Арда и немного остыть.
На улице было темно и тихо, если не считать гомона в доме и редкого ржания лошадей. Зима вступила в свои права, замела снегом крыши и ограду, похоронила под белоснежным саваном мраморный фонтан и укутала окрестные деревья в инеевое кружево. Небо заволокли черные облака, но не зловещие, а бархатные, уютные. На Скеллиге поговаривали, что в ночь Саовины непременно вьюга и холод собачий, но на островах собачий холод — это норма жизни, в Редании было значительно теплее. Ард недовольно зафыркал, взволнованно мотнул хвостом и подбежал к Эрике, всем своим видом показывая, как он обижен и оскорблен внезапным выставлением на двор в одиночестве. Эрика потрепала собаку по холке и села на крыльцо — внутрь ей идти не очень-то хотелось.
— Славная ночка, не правда ли? — раздалось откуда-то сверху.
Эрика задрала голову и увидела выглядывающего из окна второго этажа пана Зенда.
— Вы хотели снега, и вот все замело, — рассмеялась в ответ Эрика.
— Да, но скоро полночь, а значит, по небу промчится Дикий Гон, — серьезно предостерег ее старый вояка. — Идите в дом, не верьте тишине, она обманчива.
Эрика хотела было сказать, что Дикий Гон сейчас слишком занят, чтобы летать над Понтаром и хватать простых разбойников, засевших в чужом поместье, но вместо этого поблагодарила и вернулась в дом.
Кто-то приволок флейту и лютню, но музыкант в дружине был только один, потому совместить эти два инструмента так и не удалось. На столе появилась еда — нехитрая, но вкусная, и кувшины с вином, которых было несчетное количество. Эрика распознала по изысканному аромату Эст-Эст из Туссента и боклерское белое, и от души плеснула себе в кубок. К ней присоединились Адель и Эржбета, а чуть позже подсел еще и какой-то пан с труднопроизносимым именем, и принялся травить совершенно непристойные анекдоты. Кто-то запел про девицу из Виковаро, которая любит только за амбаром. Остальные с хохотом подхватили. После полуночи начались танцы. Татуированная разбойница вскочила на стол, столкнув ногой блюдо с обглоданными бараньими ребрами, и принялась отплясывать лихо и весело, топоча каблуками по столу и уперев руки в бока. К ней присоединилась еще одна, чернявая, в белоснежной безрукавке, сквозь которую просвечивала грудь. Эрика на всякий случай переместилась подальше, за колонну — танцевать она не умела и не любила, но посмотреть, как веселятся другие, была не прочь.
— Каждый раз одно и то же, — медленно произнес Ольгерд, невесть как оказавшийся у нее за спиной. — Пьют, лезут на столы, пляшут и колотят посуду.
— И вам скучно, — вынесла вердикт Эрика.
— Смертельно, — вздохнул атаман.
— И я могу вам помочь? — больше из вежливости поинтересовалась девушка, но ответ ее изрядно удивил.
— Можете, — все так же с ленцой произнес фон Эверек. — Моя комната наверху, вторая дверь направо. Приходите, если вдруг тоже заскучаете.
Эрика запрокинула голову назад, на спинку все того же цветастого кресла, и встретилась взглядом с холодными глазами атамана.
— Вы что же, зовете меня к себе? — она в недоумении приподняла бровь. — Целомудренно обсуждать де Гевра, я надеюсь?
— Это как получится, — криво усмехнулся фон Эверек. — За целомудренность поручиться не могу.
У Эрики кровь прилила к щекам — не столько от смущения, которое ей в целом было не свойственно, сколько от возбуждения, вызванного дракой, вином и, чего таить, красивым и опасным мужчиной, который только что весьма недвусмысленно пригласил ее к себе.
— А как же все эти женщины? Я была уверена, что одна из них…
— Допустим, даже не одна, — Ольгерд вальяжно повел плечами и положил ладони на спинку кресла. — Ну и что?
— Ольгерд, у вас нет сердца.
— Совершенно верно. Вторая дверь направо.
И он ушел наверх под пьяные возгласы «Виват, атаман!» и аплодисменты, как будто он только что выиграл сражение или победил дракона.
А Эрика осталась сидеть, покачивая в бокале золотистое вино и размышляя о том, куда бежать и что делать. С одной стороны, она была совсем не против завести ни к чему не обязывающие отношения на пару ночей — это неплохое лекарство от хандры и отличный способ забыть об эльфах хотя бы на время.
«Сгорел сарай, гори и хата», — вздохнула про себя Эрика и решительно направилась к лестнице.
***
Эльфы всегда ходили очень тихо. В отряде поговаривали, что они не оставляют следов даже на глубоком снегу, но кто ж в такое поверит? Сотник прекрасно знал, что эльфы, так же, как и люди, краснолюды и дриады, созданы из крови, мяса и костей, только ме-та-бо-лизм у них другой. Мудреное словечко сотник выучил в борделе, когда пил с оксенфуртским студиозусом за здравие короля Радовида и на погибель нильфам и проклятым эльфам.
И вот теперь, стоя по самые яйца в сугробе, вояка прислушивался — не треснет ли ветка, не скрипнет ли
