Когда Кляйн открыл последнюю дверь на первом этаже особняка, когда уже зарубил несколько десятков инвалидов, он придумал способ притворяться человеком. Думал о деньгах в чемодане, что с ними делать, когда все в мире умрут. Думал о Павле, о Павлах, размышлял, вдруг Борхерт все-таки был прав. Решал, что делать дальше. Под всеми этими мыслями он чувствовал корчи конечностей, торсов и голов, пытающихся уползти от него, – здесь торчит окровавленная голова, там шок и брызги из открытой свежей раны, заполняющейся кровью, синевато-белый кулак вырванного сустава, превращение тел в сырое мясо, лужи крови и раздробленные высыхающие кости. «Сколько?» – спрашивал он себя – и обнаружил, что уже не может их сосчитать, не может даже вспомнить, как переходил из комнаты в комнату: он везде ставил голову Борхерта на пол, а потом поднимал секач, и все начало перемешиваться с теми случаями, когда он поднимал секач и рубил самого себя. А это, конечно, было самым страшным: каждый удар по руке, или ноге, или груди, или голове – по крайней мере, которые он еще помнил, – как будто впивался в его собственное тело.
– Уже почти все, – сказал Кляйн голове Борхерта, – почти все, – а потом отрешенно размышлял, когда та начнет ему отвечать.
Кляйн открыл входную дверь. Снаружи все еще было темно – ночь без облаков и луны, с яркими звездами. Охранник по-прежнему был на месте, его тело лежало у забора – он не шевелился, но всё еще дышал, всё еще смотрел в небо. Кляйн аккуратно его обошел.
По тропинке отправился обратно к остальному комплексу, двигаясь осторожно, пока не оказался среди домов побольше. Однажды, встретившись с охранником, был вынужден спрятаться между кустами и стеной дома, пока сектант не прошел мимо. Но затем Кляйн снова быстро нашел указанный Борхертом маршрут и скоро стоял на пороге двери Рамси.
Он подергал ручку и обнаружил, что дверь заперта. В верхней ее половине был витраж, и Кляйн выбил его головой Борхерта, смахнув стекло с рамы ее щекой. Сунул голову внутрь и услышал, как та мягко стукнулась об пол. Смог прислониться к косяку, чтобы задрать ногу и встать на ручку, а потом схватился за край разбитого окна и подтянулся, забрался рукой глубоко внутрь и отпер дверь. Спустя миг он уже был внутри.
Кляйн включил прикроватную лампу и встал у постели, наблюдая, как спит Рамси. Тот казался таким мирным, безмятежным, его лицо было бледным и неподвижным, словно вылепленным из воска. Даже жалко будить.
Кляйн поставил голову Борхерта на тумбочку, лицом от кровати. Вытащив секач из-за ремня, присел на край матраса.
– Рамси. Просыпайся.
Лицо Рамси сморщилось, превратилось из воска в плоть и обратно. Всё еще мутные глаза слегка встрепенулись, раскрылись, постепенно сосредоточиваясь на лице Кляйна. Сперва они просто уставились на него, потом в них начал расти тупой вязкий страх.
– Всё в порядке, Рамси, – сказал Кляйн. – Это я, Кляйн.
«Более-менее».
– Этого я и боюсь, – сказал Рамси, хриплый со сна.
– Нечего бояться.
– Что с вами случилось? – спросил Рамси. – Вы умерли?
Кляйн опустил на себя взгляд, увидел промокшую от крови грудь:
– Со мной ничего не случилось. Это я с ними случился.
– Что это значит? – спросил Рамси, повышая голос, и Кляйн показал на прикроватную тумбочку:
– Вот, например.
Рамси повернулся и увидел затылок Борхерта. Хотел заговорить, но только завопил. Кляйн поднял секач и покачал головой, и тогда Рамси замолчал. Перевел взгляд обратно на голову, громко сглотнул.
– Это Гус? – спросил он с таким видом, будто готов расплакаться.
– Конечно, нет, – сказал Кляйн. – Это Борхерт.
– Я вам не верю, – ответил Рамси.
Кляйн вздохнул. Отложил секач на кровать, потянулся и повернул голову лицом к Рамси:
– Теперь веришь?
Рамси только кивнул.
– Просто хотел, чтобы ты держал руку на пульсе событий, – сказал Кляйн. – Подытожим: я убил охранников у ворот. Потом вырезал всех в каменном доме, где живет Борхерт. Вернее, жил. А значит, ты следующий на очереди к власти?
– Я или Денардо, – сказал Рамси. – Вы планируете убить и нас?
– Я не хочу тебя убивать, – сказал Кляйн. – Денардо тоже девятка?
Рамси кивнул.
– Всего две девятки?
– Нет. Нас четверо. Но остальных не изберут.
– Почему?
– Все сложно. – Рамси начал понемногу успокаиваться. – Просто скажем, что одному не интересно, а второй заработал слишком много врагов.
– Мне убить Денардо?
– Что? – спросил Рамси.
– Ты уверен, что опередишь его?
– Почти уверен.
– Надо быть твердо уверенным.
Он следил, как Рамси думает, медленно перебирает мысли в голове.
– Могу оставить тебе голову Борхерта, если это поможет, – сказал Кляйн.
Рамси с перепуганным видом затряс собственной:
– Не поможет.
– Ладно, – ответил Кляйн. – Тогда Борхерт отправится со мной.
– Уверен, – наконец сказал Рамси.
– Хорошо. Отлично. Теперь слушай очень внимательно. Чтобы позволить тебе жить, мне нужно одно обещание.
– Какое?
– Я хочу, чтобы меня оставили в покое, – сказал Кляйн. – Я больше никого из вас не хочу видеть.
– Ну конечно, я скажу да, – ответил Рамси. – Но как вы мне поверите?
– Оглянись, Рамси. Сходи наружу и пересчитай мертвецов. А потом подумай, сколько их и что все они – не я. Единственное, чего они мне желали, – смерти, и я единственный, кто остался жив.
Рамси сглотнул, кивнул.
– Разве мир не лучше войны?
– И опять же, – ответил Рамси, слегка привставая в постели на культях, – что я могу сказать, как не да?
Кляйн еле заметно улыбнулся, чувствуя, как трескается засохшая кровь у уголков рта.
– Всегда есть Гус.
– А что Гус? – спросил Рамси.
– Нарушишь слово – и я убью Гуса. Буду присылать его тебе по кусочкам.
– А что мне Гус?
– Вы поссорились, но что такое какая-то религия для двух старых друзей? Кроме того, он вернется в семью.
– Это он вам сказал?
– Он еще не знает, – ответил Кляйн. – Но он вернется.
– Откуда вы знаете? Вы что, какой-то пророк?
– Сам начинаю задумываться. Так что решаешь? Мир или война?
Рамси долго буравил его взглядом.
– Мир, – наконец сказал он и протянул культю.
– Для меня сойдет, – сказал Кляйн и коснулся ее собственным обрубком. Убрал секач обратно за ремень и, подхватив голову за волосы, направился к двери.
IIIВдали был охранник, неспешно прогуливался, но Кляйн растворился в тенях и позволил ему жить. Медленно подошел к воротам, но те всё еще были такими же пустыми, как он их оставил, мертвые по-прежнему оставались мертвыми и удобно лежали на своих местах. Неужели с тех пор, как он зашел, не прошло двух часов, удивился Кляйн, а потом спросил себя, не ловушка ли это. Он шел, чувствуя, как волосы встают дыбом, и ожидал выстрелов сзади.
Но выстрелов не было. Кляйн медленно и осторожно миновал ворота без всяких помех, а потом отправился дальше по дороге, очень усталый. Патроны из карманов бросал в пыль на обочине – один за другим. Сперва прошел мимо места, где спрятал машину, но потом вернулся и нашел ее, закинул внутрь голову Борхерта, сел, завел мотор.
Он
