и гниющего, что ты до сих пор здесь делаешь?

Джонси

«…Утеря навыков вследствие гибернационной смертности может иметь катастрофические последствия для сложных производственных процессов, инфраструктуры и систем управления, поэтому рабочие места создавались с учетом протоколов «Нулевого навыка». Любой, кто получил 82 процента и выше по Общим навыкам, может работать где угодно, начиная от предприятия быстрого питания и до Графитового реактора…»

Справочник по Зимологии, 6-е издание, издательство «Ходдер и Стоутон»

Я не узнал голос, но рассудил, что это Консул, которого прислал Старший консул Логан, проверить, что я не провалился в зимнюю спячку – опасность, которой подвергаются те, кто остается зимовать впервые. Я был рад возвращению в Кардифф. Перспектива провести свою первую Зимовку в каком-то забытом богом Секторе, в Дормиториуме «Сара как там ее» меня совсем не радовала, хотя я не помнил, как мне удалось вернуться.

Наверное, на Рельсоплане.

– Уортинг, ты меня слышишь?

– Я вас слышу, – прохрипел я пересохшим горлом, чувствуя, что связки затекли от долгого неиспользования.

– Точно?

– Нет.

Я поймал себя на том, что застонал. Голова моя казалась комком грязи, глаза были наглухо заклеены чем-то липким, а в голове оставалась всего одна мысль: мне срочно, отчаянно, до боли хотелось снова заснуть.

– Там было полотенце в полоску, – сказал я, чувствуя, что ко мне начинает возвращаться память, – и большой надувной мяч. Ребенок, девочка, смеющаяся. Женщина в купальнике, остов океанского лайнера – «Царица Аргентины»…

– Это называется Смятением пробуждения, – донесся из темноты женский голос. – Ты еще пару минут не будешь ни хрена соображать и будешь нести полную ахинею.

– Она сделала моментальный снимок, – продолжал я, – а оранжево-красный пляжный зонтик имел внушительные размеры…

– Как я уже говорила, – заметил голос, – полную ахинею. Твое сознание спало, памяти требуется какое-то время, чтобы восстановиться. До тех пор твои мысли будут раскиданы где попало. Ты помнишь, как тебя зовут?

Я еще несколько минут лежал в полной темноте, с наглухо залепленными глазами, стараясь собраться с мыслями.

– Чарли Уортинг, – выпалил я, как только этот факт всплыл у меня в сознании, – БДА‐26355Ф. Мне исполнится двадцать три года на девятый день после Весеннего пробуждения, я обитаю в пятьсот шестой комнате в «Черной мелодии», в Кардиффе.

– Уже лучше, но все равно чушь, – продолжал голос. – Однако вернемся к моему первому вопросу: ты сказал Лоре и Фоддеру, что уезжаешь последним поездом. Итак: что ты до сих пор делаешь здесь?

Мне пришлось очень напрячь мысли. Был разговор о том, чтобы куда-то ехать на Снегоходе… Нет, опять ускользнуло.

– Хорошо, – раздался голос, – похоже, пришло время отдернуть занавес.

Женщина вложила мне в ладонь что-то влажное, и я осторожно протер коросту, слепившую во сне мои глаза. Я потянул за верхнее веко, короста лопнула с буквально различимым на слух треском, и тотчас же ко мне вернулось зрение – сначала очень яркое и искаженное, но по мере того как кора больших полушарий мозга оживала после длительного сна, окружающий мир постепенно приходил в некое подобие порядка.

Первым делом я увидел Клитемнестру, точно такую же, какой она была, когда я видел ее в последний раз. Однако вместе с Клитемнестрой пожаловало нежеланное осознание того, что я не возвратился в Кардифф.

– «Сара Сиддонс», – вздохнул я, – Двенадцатый сектор.

– Он облепляет человека подобно плесени и нуждающимся родственникам, – сказала женщина, сидящая на стуле рядом с кроватью. – Мы называем его «Двенадцатым» или чаще «Трясиной». Быть может, когда-нибудь он тебе понравится. Такое маловероятно, но возможно.

У нее были коротко подстриженные мышино-серые волосы, она была одета в грязно-белый Зимний комбинезон, какой любят Консулы, Лакеи и военные, и смотрела на меня с насмешливой улыбкой. Возраст ее был от очень нездоровых двадцати до крайне здоровых сорока, в чертах лица сквозило что-то южное, а над нашивкой с фамилией красовалась пара серебряных аистов. На поясе висели две «Колотушки», а к бронежилету, как и у Фоддера, было пришило Д-кольцо.

– Привет, – сказал я, усиленно моргая, чтобы прогнать клейкую липкость.

– Я Вице-консул Бронвен Джонс, – сказала женщина, – но все зовут меня просто Джонси. Прозвище слишком очевидное, и я от него не в восторге. Я бы предпочла что-нибудь в духе «Ледяной девы», «Черной вдовы» или «Замороженной оладушки», однако в таких делах не выбирают.

– «Замороженная оладушка»?

– Это у меня стоит на третьем месте, – призналась Джонси, – мне самой тоже не очень-то нравится.

– А меня называли «Кривым», – сказал я в надежде выставить себя в лучшем свете за счет самой призрачной общности пережитых ощущений. – Думаю, это очевидно.

– Я только сейчас заметила.

Джонси протянула мне левую руку. Правая ее рука почти полностью отсутствовала, а то, что оставалось, зажило плохо: Зимние заплатки всегда выглядят кое-как.

Где-то засвистел чайник, Джонси встала и скрылась в соседней комнате, а я потянулся, чувствуя, как мышцы дрожат от усилия и тотчас же сжимаются в судорогах. Я предпринял несколько попыток встать, с разной степенью успеха, и к тому времени как вернулась Джонси с двумя кружками в руках, я уже мог самостоятельно держаться на ногах. Как оказалось, Джонси принесла горячий шоколад, сладкий и густой, и как только я его выпил, температура моего ядра поднялась. Туман у меня в голове стал рассеиваться гораздо быстрее, и вместе с этим вернулись нежеланные воспоминания. Аврора врезала Логану с такой силой, что впечатала его в стену, я застрял в Двенадцатом секторе и поселился на несколько дней в «Саре Сиддонс», перед тем как двинуться в путь на Снегоходе. У меня также возникло неуютное ощущение того, что мне приснилось возвращение на Говер, порожденное памятными детскими впечатлениями, к которым добавились несколько картин и художница, по какой-то необъяснимой причине названная мною Бригиттой, что было довольно странно, поскольку единственной Бригиттой, какую я знал, был кусачий спаниель с вонючими ушами, живший когда-то давно у сестры Плацентии.

Все это было тревожно. Не сам сон, бесспорно, приятный, пусть и представляющий собой беспорядочный набор чепухи, но то обстоятельство, что он мне приснился. Сны снятся только тем, кто зарабатывает по тарифу «Бета». Если всплывет то, что я вижу сны, в социальном отношении со мной будет кончено, и, что хуже, получится, что я зазря пошел на риски, связанные со службой Зимним консулом. Но сказать это можно будет только тогда, когда я определю, что есть что.

Я потянулся и почувствовал, как снова сразу же свело мышцы.

– Для начала не торопись, – сказала Джонси, открывая ставни. – Тише едешь – дальше будешь.

В комнату хлынул серый свет. Я уселся в кровати и откинул одеяло, и тут меня ждало новое потрясение, третье за это утро.

Я был худой. Очень худой. Прямо тощий.

Джонси вопросительно подняла брови.

– Плывешь против ветра? – спросила она, оглядывая мое тощее тело. – Только очень храбрый или бесконечно глупый человек отправляется навстречу первой Зиме, не подготовив путь к отступлению. Ни в коем случае не показывай это Токкате. Она очень серьезно относится к безрассудной беспечности по

Вы читаете Ранняя пташка
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату