Мне хотелось расспросить ее подробнее, но она вернулась к работе и начала негромко напевать себе под нос. Разговор закончился, и я вернулся к себе в комнату.
Усталость стала практически невыносимой, и я решил лечь спать. Полностью закрутив пружину фонографа, я выбрал сверхдлинную «Симфоническую прелюдию», вставил валик в проигрыватель и нажал «Воспроизведение с повтором». Покончив с этим, я положил «Колотушку» под подушку, разделся, забрался в кровать и натянул на себя одеяло, уставившись в потолок и подложив руки под голову, слушая доносящиеся из соседней комнаты успокаивающие звуки музыки.
Если честно, я ожидал совсем другого. Я находился в чужом незнакомом городе в приграничной зоне, мне предстояло завалиться на боковую в квартире женщины, ставшей жертвой Гибернационного наркоза, приправленного ночными кошмарами. Я потерял своего наставника, пользующегося уважением Консула, отчасти вследствие собственной бескомпромиссности. Причем следует уточнить, что если бы Логан не промедлил мгновение, когда открылись двери лифта, убит был бы не он, а Аврора – и, скорее всего, я тоже.
Сознавая, что мне следует лишь немного вздремнуть, а не катиться вниз по крутому склону глубокой зимней спячки, я поставил свой будильник-тазер [96] на ранний подъем утром следующего дня и прикрепил электроды к мочке уха, после чего погасил свет. В тусклом полумраке я с трудом различал контуры Клитемнестры, радующейся убийству своего мужа. Я думал о художнице и о том, о чем та попросила меня думать, когда делала фотографию, и постепенно благодатный сон все больше спутывал мои мысли. Мысли об Авроре, о мертвой женщине с бузуки, о Хьюго Фулнэпе, который на самом деле им не был, о привратнике Ллойде, Джеке Логане и, наконец, Моуди, говорящем мне о том, что я должен найти синий «Бьюик» и не покидать камни.
Однако я знал, что все будет в порядке. Никаких сновидений я не увижу.
Но, разумеется, я их увидел.
Поездка на Говер
«…Среди Ранних пташек доля сбоев при пробуждении колеблется в районе тридцати процентов, даже с учетом тех, кто проделывает это уже не один десяток лет. Приблизительно треть просто выдергивает электроды тазера, переворачивается на другой бок, кряхтит и продолжает лежать не шелохнувшись до тех пор, пока не сгорят запасы жира на непредвиденный случай и чувство голода не вернет к действительности. Раннее пробуждение не для слабых духом…»
«Зимняя физиология для Консульской службы», доктор Рози Пателла [97]Вспышки света, бессвязное мельтешение, крик, затем темнота. Но темнота необычная. Не та темнота, как когда ничего нет, не гибернационная темнота, сплошная, неподатливая, бесконечная, а темнота плотных бархатных штор. Я слышал и чувствовал запах того, что находилось за ними, но их еще не раздвинули. Раздался шепот непонятных слов, затем шорох деревьев и сладкий аромат Лета из детства: запах свежескошенной травы, грязи в высыхающих лужицах, в которой ковыряешься палкой, запах урожая, лугов.
Затем темнота стала… глянцевой. Каскад несвязанных образов. Джек Логан, впечатанный в стену, частично замазанный свежей штукатуркой. Моуди, миссис Тиффен, «Сиддонс» и привратник Ллойд, напевающий «Одинокого пастуха». И вдруг, с внезапным коротким треском статического электричества, я уже сидел на пляже Розилли в тени оранжево-красного зонтика внушительных размеров. Центральное место занимал остов «Царицы Аргентины»; пассажирский лайнер проржавел и готов был вот-вот обрушиться, в корпусе зияли дыры, проделанные многими десятилетиями набегающего прибоя.
Оглядевшись по сторонам, я увидел, что я здесь не один: на полотенце рядом со мной сидела художница, которую я встретил в «Сиддонс». На ней был идеально сидящий закрытый купальник цвета свежей Весенней листвы, ее большие пытливые глаза пристально смотрели в мои глаза, а иссиня-черные волосы трепетали в порывах легкого бриза, приносящего запахи-воспоминания о летних каникулах: лосьона для загара, мороженого и сухих водорослей. Теперь я уже знал, что художницу зовут Бригитта; она обворожительно улыбнулась, затем смахнула за ухо выбившуюся прядь. Я испытывал пьянящее чувство неразделимого единения, которое до сих пор никогда не ощущал, – сознание того, что кто-то тебя любит, а ты, в свою очередь, отвечаешь такой же крепкой любовью, что мы принадлежим друг другу, что мы слились воедино.
– Я тебя люблю, Чарли.
– Я тебя люблю, Бригитта.
Шумели волны, маленькая девочка, заливаясь смехом, гоняла по берегу большой мяч.
И тут до меня дошло: впервые за много-много лет мне снился сон. Детские сны мне запомнились смутными и неясными, однако этот сон казался более реальным, чем сама действительность: я чувствовал зернистую фактуру песка, видел на гребнях волн хлопья пены, чувствовал запах соли в морском воздухе.
Опустив взгляд, я увидел, что также одет для пляжа: закрытый черный купальник и контрастирующие белые тапочки. Это была не моя обувь, и ноги были не мои. И даже тело было не мое. Другое, упругое, восхитительно непохожее. Это было тело как у пропавшего мужа Бригитты.
Я мысленно поправился. Я не был как пропавший муж Бригитты. Я был пропавшим мужем Бригитты. Любящий ее, любимый ею. Вместе, одно целое.
– Это действительно я? – спросил я, чувствуя себя довольно глупо.
Бригитта улыбнулась.
– Ты теперь Чарли, мой Чарли, – хихикнула она. – Постарайся не думать о Зимних консулах и службе безопасности «Гибер-теха». Только сегодня и завтра, сорок восемь часов. Ты и я. И пусть сбудутся сны.
– Пусть сбудутся сны, – ответил я, озираясь вокруг. – Что это за место?
Бригитта снова рассмеялась. Ей можно было ничего мне не говорить: я и так все знал. Мы находились на полуострове Говер. Я неоднократно бывал здесь в детстве; образы островка Голова червяка и ржавеющего пассажирского лайнера накрепко засели у меня в голове, словно приклеенные.
Посмотрев на меня снова, Бригитта улыбнулась.
– Что бы ни случилось, Говер будет всегда.
Мы оба рассмеялись над этим замечанием, броским и полностью соответствующим действительности.
Шумели волны, кричали чайки, мяч прокатился мимо, и та же самая девочка пробежала следом за ним, заливаясь тем же самым смехом. Я точно знал, где и когда это происходит. Я нашел наивысшую точку в отношениях Бригитты и Чарльза, то самое мгновение, когда все было прекрасным, замечательным, нетронутым и правильным, до того как сгустились сумерки и пришла Зима. Каникулы, проведенные там, стали незабываемыми – крошечным оазисом радости в гнетущей атмосфере приюта.
– Не желаете запечатлеть счастливое мгновение? – окликнул нас фотограф с моментальной фотокамерой в руках. – Качественный снимок, и по умеренной цене, такую…
…внезапно я проснулся, мокрый от пота. Сердце колотилось так быстро, что я испугался, как бы не разорвалась грудь. Усевшись в кровати, я щелкнул выключателем, но ничего не произошло; лишь тускло светились лампы аварийного освещения, включившегося автоматически. Похоже, Двенадцатая гидроэлектростанция, на которой недавно произошла авария, снова вышла из строя.
Мне показалось, что в комнате что-то не так, но я не сразу сообразил, в чем дело: Клитемнестра пропала. Я застыл, боясь издать малейший звук, чтобы она не почувствовала, где я. Холст в
