К связке был прикреплен брелок в виде кроличьей лапы. Это мне тоже приснилось.
Непроизвольно отступив назад, я ощутил жаркое, неуютное предчувствие возвращения сна, агрессивно вторгшегося мне в сознание. Я увидел на полу пятна света, проникающие сквозь крону дуба, и внезапно «Бьюик», стоявший передо мной, превратился в «Бьюик» из сна, а вокруг на бетонном полу появились руки, живые, извивающиеся, подобно здоровенным паукам, покрытым кожей.
– Руки! – ахнул я, охваченный дрожью отвращения, и тотчас же поймал себя на том, что говорю совсем как Моуди.
Поддавшись внезапному порыву, я окликнул вслух, не сестру Зиготию, Люси, Джонси или Аврору, а Бригитту. Я не ждал никаких последствий, однако они наступили: совершенно внезапно поле, деревья и руки исчезли, и я снова оказался в замкнутом пространстве подземного гаража.
Я выждал немного, когда дыхание успокоится и сердце перестанет колотиться.
«Это гибернационный наркоз, идиот!»
Наиболее опасные последствия аномального пробуждения в разгар Зимы имели не физиологический, а психологический характер: в самой слабой своей форме наркоз приходил в виде зуда или онемения, а дальше проходил всю гамму от сонливости до опьянения и галлюцинаций, в которых обрывки не подавленных своевременно сновидений вызывали раздвоение действительности, что могло привести к мании преследования, диссоциативному поведению и, в крайних случаях, насилию по отношению к себе самому и окружающим.
Но не все было так плохо: положительным можно было считать то, что, как я был уверен, Бригитта своими мыслями могла вытащить меня из галлюцинаций. Это был очень удобный ход. Надо будет снова им воспользоваться. Что же касается отрицательной стороны, я испытывал тот же самый наркоз, что и Уотсон, Смоллз и Моуди. И если не считать сон, связанный с Бригиттой, о чем они не упоминали, я видел все то, что видели они. Быть может, не в точности то же самое, но достаточно близко, – и всем им пришлось несладко.
Я всмотрелся в пустынную парковку. Угрюмая и безрадостная, и лишь изредка падающие капли воды нарушали тишину. Фонарик выпал у меня из руки и закатился под машину, осветив левое заднее колесо. Дотянуться до него я не смог, поэтому мне пришлось лечь на бетон и протиснуться под «Бьюик». Протянув руку, я кончиками пальцев дотронулся до фонарика, и он, откатившись дальше, осветил еще одного лунатика, мертвого, лежащего под машиной. Это была женщина с черными спутанными волосами.
Я прополз дальше, схватил фонарик и уже собирался выбираться, но тут вдруг почувствовал, как чья-то рука стальной схваткой стиснула мое предплечье. Вздрогнув от неожиданности, я развернул луч фонарика. Я ошибался: лежащая под машиной женщина-лунатик была совсем не мертвая. У нее были желтые зубы, одежда порвалась и испачкалась, ногти были обломаны. Она уставилась на меня с приводящим в замешательство отсутствием осмысленности, отчасти так, как голодный ребенок может вожделенно смотреть на мороженое. Опасения Ллойда оказались обоснованными: трех батончиков пшеничных хлопьев и репы в день действительно было недостаточно. Также я отметил, что мне не угрожает немедленная опасность быть укушенным. Одной подтяжкой рабочего комбинезона женщина зацепилась за проушину для домкрата.
Я уже собирался податься назад, но тут женщина издала низкий свистящий вой, вырвавшийся из глубины ее стиснутого горла. Я застыл, но не потому, что она заговорила. Лунатики нередко помнят несколько слов: это настолько распространено, что не считается чем-то необычным. Нет, причиной моей остановки было то, что короткая фраза оказалась до боли знакомой.
– Чарли, – сказала женщина, – я… тебя люблю.
Я всмотрелся в фиолетовые глаза со смесью ужаса, изумления и чувства утраты – и понял, кто это.
– Бригитта?
Она не ответила, и я ткнул ей в щеку фонариком, убеждаясь в том, что мне не мерещится. Это действительно была она: более исхудавшая по сравнению с тем, какой я видел ее в последний раз, и гораздо более безжизненная. Я протянул руку, чтобы ее потрогать, но она с такой силой вцепилась мне в кисть, что я почувствовал, как ее ногти протыкают мне кожу.
– Чарли, – повторила Бригитта, – я… тебя люблю.
– Нет! – воскликнул я, когда смысл ее слов полностью дошел до меня. – Нет, нет, это невозможно!
Это произошло опять: сначала ее имя, затем машина, ключи с брелоком в виде кроличьей лапы, слова Бригитты о том, что она любит Чарли, как это было во сне. Так не должно быть. Так не может быть.
Сначала реальность, и только затем сон. Причина, затем следствие.
Женщина снова щелкнула зубами. У меня был батончик с орехами, она съела его без промедления, вместе с последним печеньем и половиной шоколадного пряника, который я захватил на крайний случай.
– Вот почему ты забралась под «Бьюик»? – спросил я. – Тебя сюда привел сон?
Вопрос был бессмысленный, поскольку Бригитта начисто лишилась способности вести разумную беседу. Но, как это ни странно, несмотря на грязь и спутанные волосы, равную одежду и паутину, ее глаза оставались в точности такими, какими я их запомнил: фиолетовыми, необычайно яркими и прозрачными.
Пока я размышлял над ее внешностью, над тем парадоксом, что она явилась мне во сне, над тем практически немыслимым фактом, что именно я дал ей «морфенокс» и теперь ее придется отправить на покой, рядом послышались шаркающие шаги. Посветив фонариком, я увидел две толстенных мужских ноги, от лодыжки и ниже, предположительно принадлежащие Эдди Танджирсу, новичку, относительно которого меня предостерегал Ллойд. Я быстро перекатился в противоположную сторону, но тотчас же заметил, что и здесь тоже стоит женщина-лунатик, в войлочных тапочках.
У меня на глазах сильные пальцы ухватились за нижний край крыла, и на меня уставилось перевернутое лицо, абсолютно равнодушное. Женщине было лет двадцать с небольшим, бледная, с выбитым глазом, в растрепанных светлых волосах застряла диадема. Я встревожился тем, что меня окружила превосходящая числом группа из трех человек, видевших во мне лишь сытное блюдо, однако в мою пользу были два обстоятельства: во‐первых, лунатики двигались медленно, и, во‐вторых, они были очень-очень глупые.
– Похоже, с замужеством все кончено, – сказал я, заметив у Блестящей диадемы на грязном пальце обручальное кольцо.
Она протянула ко мне руку. Я отпрянул назад, уклоняясь от Бригитты, и посмотрел в противоположную сторону, где Эдди Танджирс мускулистой рукой пытался схватить меня за щиколотку. Это уже было серьезно.
