– Тогда почему ты не укрылся на конспиративной квартире? – продолжала Бригитта. Корни ее гнева крылись не столько в раздражении, сколько в беспокойстве. – Кики позаботилась бы о том, чтобы благополучно переправить тебя отсюда.
Сон с каждой секундой все больше напоминал шпионский боевик: мы с Бригиттой находились в Трясине не в качестве трудовых мигрантов. Мы выполняли секретное задание для «Кампании за истинный сон». Я по поддельным документам устроился в «Гибер-тех», чтобы подняться по карьерной лестнице от низкоквалифицированного труда до должностей, открывающих доступ к конфиденциальной информации.
– Я простой санитар. Я притворюсь тупым. От меня ничего не добьются.
– Только не на этот раз. Она была там, в телефонной будке. Я ее видела, когда заходила в здание. Она все знает.
Я не знал, что мне следует на это ответить, но это было неважно; за меня заговорила Бригитта. И сказала она примерно то, что я и ожидал.
– Кики нужен валик.
Разумеется. Именно это она и должна была сказать. Я по-прежнему заполнял пробелы тем, что подворачивалось под руку. Я уже говорил: сон – это просто попытка подсознания построить связное повествование из разрозненных воспоминаний, фактов и мыслей.
– Он в надежном месте, – сказал я, имея в виду тубус, который только что спрятал в дымоходе, – и я вернусь за ним, обещаю, и доставлю его Кики.
Бригитта подняла бровь.
– Без тебя я не покину Двенадцатый сектор.
Раздался громкий стук в дверь. Мы его ждали, но тем не менее вздрогнули от неожиданности.
– Уэбстер! – послышался из-за двери голос, принадлежащий Токкате либо Авроре.
– Кто там? – невинным тоном, нараспев спросил я.
– А ты как думаешь? – продолжал голос. – Грымза? Немедленно открой дверь!
Мы с Бригиттой переглянулись.
– Комнату обыщут, – прошептал я. – Здесь не должно быть ничего, что связывало бы нас с тобой. Вот.
Протянув руку, я вытащил выцветшую фотографию, засунутую за часы в виде многоконечной звезды. Это был моментальный снимок нас с Бригиттой, сделанный в то прекрасное и теперь уже оставшееся далеко позади мгновение в Розилли. Я протянул его Бригитте.
– Ты ее сохранил? – сказала та. – Крайне опрометчивый шаг. Я ее уничтожу.
Она сунула снимок в карман, и мы какое-то мгновение смотрели друг на друга. Мы-они в последний раз видели друг друга, и, полагаю, мы-они это понимали. Прощальные слова дались нам без труда.
– Я тебя люблю, Чарли.
– Я тебя люблю, Бригитта.
Мы произнесли эти слова бесстрастно, без чувств, так, как их говорила мне в реальном мире лунатик Бригитта. Она не произносила их тупым монотонным голосом, она повторяла их в точности так же, как произнесла в последний раз. Без спешки, простая констатация факта, а не гимн страсти.
После чего Бригитта скрылась, выбралась в окно и спустилась по пожарной лестнице. Дверь вздрогнула от мощного заряда «Кувалды», замок вылетел с громким треском и впечатался в противоположную стену. Второй выстрел превратил дверь в облако щепок и…
…я оказался под раскидистым дубом, на неровной груде камней, воздух насыщен ароматом Лета, лазурное небо, пробивающийся сквозь ветви солнечный свет покрывает землю яркими пятнами.
Как и прежде, не было никакого перехода, никакого предупреждения – ничего. Вот я находился в «Геральде» в ожидании того, когда меня схватят, и в следующее мгновение я уже очутился под дубом. Усевшись, я огляделся по сторонам. Теперь я больше не был Уэбстером, я был Доном Гектором. Кожа на подбородке отвисла, конечности ныли, перед глазами все расплывалось. Вся левая сторона тела онемела, а глубоко в груди чувствовались хрипы, означающие, как я понимал, не проходящую болезнь, а погребальный марш.
С трудом поднявшись на ноги, я осмотрелся вокруг. Синий «Бьюик» стоял рядом, на горизонте виднелся Морфелей, неподалеку был накрыт столик для пикника – и здесь была миссис Несбит, окруженная потрескивающим дрожащим голубоватым сиянием.
– Мы знаем одну укромную ферму в Линкольншире, где живет миссис Бакли. В июле там…
Ей не дали закончить. Ее перебил другой голос, задиристый женский голос, не совпадающий с артикуляцией дрожащего видения. На этот раз я его узнал. Достопочтимая Гуднайт.
– Уортинг?
– Да.
– Ты там, под дубом, на солнце, рядом синий «Бьюик» и накрытый столик для пикника?
– Да, – подтвердил я, глядя на руку, прячущуюся за цветком в нескольких шагах от меня.
– Куда ты только что ходил? Тебе что-то снилось. Это имеет отношение к нашим поискам валика?
– Нет, – поспешно ответил я, – это было воспоминание из Приюта – памятная игра в крикет в здании, когда Билли Дефройд метким ударом отломил руку статуе Морфея, а затем прилепил ее жвачкой, сидя на плечах у Эда Дуизла.
– Очень интересно, – сказала миссис Несбит.
– Вы так считаете?
– Нет. Наверное, это самая неинтересная вещь, какую я только слышала. Я хочу услышать только про один сон, про тот, в котором есть валик. Нам нужно узнать, где он. Нам нужно его вернуть.
Теперь я знал, о каком валике идет речь, по крайней мере в физическом смысле: это был звукозаписывающий валик, вероятно, восковой, с записанной на нем звуковой дорожкой, спрятанный в дымоходе в «Геральде».
– Тот, который ищет Кики? – спросил я.
Последовала пауза.
– Совершенно верно, Уортинг. Тот, который ищет Кики.
– Что на нем записано?
– Ничего такого, что может быть тебе интересно. Просто постарайся вспомнить, кому его отдал Дон Гектор и где он сейчас. Это крайне важно. Постарайся добраться до Морфелея. Быть может, тебе повезет больше, чем остальным.
– Остальным?
– Я хотела сказать… чем при последней попытке.
Но я ее уже не слушал. Мне было известно, что валик передали Уэбстеру, но я хотел знать, где он его получил. Сузить круг, если хотите. Больше того, я знал, что мне нужно попасть в храм Морфея, тот самый, который виднелся на горизонте. Я спустился с груды камней так быстро, как только позволяла моя ограниченная подвижность, затем пересек открытое пространство по направлению к «Бьюику», нащупывая в кармане ключи с брелком в виде кроличьей лапы. Пнув ногой руку, ухватившую меня за штанину, я рывком распахнул дверь машины и забрался внутрь. Этот выигрыш был кратковременным: через секунду по капоту ползли тучи разгневанных рук, скрипя кожей по стеклу в попытке протиснуться в щель заклинившего стекла в двери. Количество их увеличилось так стремительно, что вскоре они казались уже не руками, а скорее червями размером с палец, извивающимися в консервной банке.
Неловко вставив ключ в замок, я завел двигатель, включил передачу и рывком тронулся с места. К счастью, большинство рук сорвались и сползли с машины, а те, что остались внутри, я просто вышвырнул вон. Вскоре я остался совсем один, несущийся на полной скорости по лугу под шум покрышек, проминающих мягкую землю.
Мне потребовалось меньше минуты, чтобы добраться до храма. Остановившись, я заглушил двигатель и выбрался из машины. Руки, остававшиеся на машине, похоже, опешили от внезапной смены обстановки и застыли в бездействии. Покачиваясь на скрюченных пальцах, они молча наблюдали за мной.
Я направился к Морфелею, воплощенному
