— И как давно? — шепотом, на грани парселтанга поинтересовался Гарри, ласково, почти по-отечески поглаживая Джеймса по щекам. Сердце у него билось, как сумасшедшее, дом на Гриммо едва ощутимо стенал от выбросов фамильной магии.
— Отпуск мистера Малфоя, — смущаясь, не ясно выдавил юноша и судорожно спрятал вспыхнувшее лицо в плече мужчины, нетвердыми руками прижимая его к себе еще ближе. Хотя, казалось бы, куда еще?.. Его эрекция тут же красноречиво уперлась в отцовское бедро, но он даже не подумал отпустить. Гарри в тайне мечтал получить еще одну «Аваду» в лоб. Кажется, в нем просыпалось блэковское безумие крестного и его родной бабки. — Отец… Я прошу тебя… Делай потом, что хочешь, хоть от рода отлучай, только не отпускай. Не сейчас, прошу…
— Не помню, чтобы баловался с амортенцией, — на полном серьезе сказал главный аврор, внимательно вглядываясь в затуманенные желанием глаза напротив. Это что, черт возьми, еще одно проклятье, как-то незаметно, само по себе свалившееся на весь род Поттеров? Сначала перерождение великого Темного Лорда и его верной сторонницы, надолго выбившее у него почву из-под ног, затем безумие Джинни, а теперь… инцест?! Серьезно?! И самое ужасное в этой ситуации — не реакция Джеймса. Нет… Его собственная. Она пугала, причем еще больше, чем перспектива быть убитым во сне «очнувшимся» Волдемортом. — Разве только ты?..
— Нет, я бы никогда, — честно признался волшебник; его руки все еще жили собственной жизнью, а голос, обычно задорный и громкий, неуверенно дрожал. — Наверное, это проклятие, да? — мягко озвучил его собственные опасения Джеймс с плохо скрываемой грустью. — Девочки не интересуются никем, кроме друг друга, а все мужчины-Поттеры поголовно влюблены в своего отца… Разве не безумие? — глухо рассмеялся молодой человек и позволил себе коротко черкануть губами по подбородку Гарри. Ведь больше такого случая, возможно, у него не будет. — Сначала мы с Альбусом наивно считали, что это извращенная форма нарциссизма такая. Селфцест в самом жутком его проявлении, так сказать. Мы… мы даже пробовали быть вместе, если можно так выразиться. Именно тогда до конца и поняли… — жестко ухмыльнулся юноша.
Гарри подозрительно молчал. Джеймс мог только догадываться, что в это время творилось в голове отца, ибо спросить напрямую он бы не решился никогда. Отказ мог обернуться для него полномасштабным коллапсом. Именно поэтому юноша какое-то время согревал своим теплым дыханием чужую шею, легко касался невесомыми, мягкими поцелуями, словно успокаивая дикого зверя. В какой-то момент он совершенно забылся, увлекся и осторожно прикусил грубоватую кожу, провел юрким языком влажную дорожку до самой ямочки под ухом, а потом легко подул — дразнить чувствительного мужчину всегда было до ужаса забавным. И плевать, что эта шалость обойдется ему в слишком высокую цену. Какое-то время Гарри действительно стойчески терпел все игривые нападки собственного сына, который явно сегодня не собирался отпускать свою жертву просто так, и пытался до конца осмыслить, что только что услышал. Все поцелуи и прикосновения Джеймса, казалось, отдавали физической болью; губы нещадно жгло после первого, пока еще робкого касания, на языке остался ощутимый привкус горечи.
— Отец, — почти жалобно выдохнул молодой человек и крепко зажмурился, — я люблю тебя, — дрожащая рука неуверенно легла поверх пылающей естественным жаром щеки во второй раз, огладила кончиками мозолистых пальцев и плавно скользнула к старому шраму, по памяти обводя его контуры. Джеймс снова потянулся за поцелуем и… резко распахнул глаза, бессмысленным взглядом упираясь в вычурный красный балдахин своей кровати. Как и ожидалось, одна проблема весьма красноречиво выделялась на общем фоне. Джеймс раздраженно заскрипел зубами и к своему стыду нырнул рукой в пижамные штаны. Он уже привык видеть этот чертов сон! Привык просыпаться вот так, с каменным стояком и очередным разочарованием на губах. Собственно, кончать в собственную ладонь с глухим: «Гарри» он тоже привык. И к мгновенно сбивающемуся дыханию… Боги, как бы он хотел в реальности называть его по имени, прижаться к сильному телу на правах собственника и… не быть сыном Гарри Поттера. Кем угодно, только не им…
И все, что он наговорил отцу во сне, — все, все, черт возьми, было правдой. Горькой истиной. Они действительно спали с Альбусом в Выручай-комнате, и как бы вульгарно это не звучало, всегда выстанывали имя из пяти букв. В унисон. Не заботясь о том, что это услышит партнер. Том и в правду тайком заглядывался на отца, еще толком не понимая, что именно гложет его; но братья то знали. Причем лучше, чем кто-либо. А девочки… Девочки позволяли друг другу только робкие касания и смущенные взгляды от семейных поцелуев в щечку. Джеймс справедливо полагал, что их прокляли. Всех разом. Как иначе было объяснить эту убийственную тягу друг к другу?.. А еще он научился ставить такие окклюментивные щиты, что даже покойный Дамблдор не смог бы их обойти.
— Мерлин и Моргана, пожалуйста, помогите мне, — отчаянно прошептал юноша и брезгливо обтер руку о чистую простынь. Было гадко от самого себя. А впереди его ждали не менее изнурительные каникулы на Гриммо в обществе Драко Малфоя, который неизменно застревал у них на целый месяц. Джеймс едва сдержал разочарованный стон — неужели крестному Альбуса настолько обязательно находиться с ними? Почему он всегда напоминает отцу о своем приглашении, в котором, собственно, никогда и не нуждался?
Молодого человека душила злость. Она выползла из-под кровати, как-то злорадно усмехнулась, игриво поправляя челку у зеркала, а затем уже увидела отчаявшегося гриффиндорца.
