— Господи, до сих пор не могу понять этого. — Я шумно выдохнула.
— Между ними ничего нет, — усмехнулся Никита. — Ее брат видимо разумней, чем Леся, но тот еще подонок.
— Почему?
— Естественно, он ее не любит. Он ее даже не считает сестрой, поэтому, когда Леся начинает предпринимать свои попытки хоть по-братски сблизиться с ним, он жестко ее отшивает. И вот, последняя попытка состоялась пару дней назад. — Кит пожал плечами.
— Но зачем она мучается? Честно сказать, иногда сложно понять поступки людей.
— Я не знаю, Майя. Люди вообще странные существа.
Никита глянул на свои наручные часы и грустно поджал губы.
— Мне пора. — Весь его вид говорил о том, что ему чертовски не хочется уходить, но обстоятельства не подвластны нам. — Ты запомнила, что тебе нужно сделать дальше?
Я утвердительно мотнула головой.
— Тогда до завтра, Майя. — Парень снова заключил меня в свои объятия, в которых я растаяла буквально за несколько секунд, как мороженое на палящем солнце.
— До завтра, Никита.
Как только его широкая спина скрылась за поворотом, я заперлась в доме и принялась проигрывать в голове предстоящий разговор с Ярославой. При этом я намеренно исключала возможность того, что девушка просто на просто не захочет разговаривать с незнакомкой, но отчего-то мне казалось, что она не сможет просто так отвязаться от меня: все-таки я сестра того, кого она любила, или, возможно, любит до сих пор. Конечно, другое дело, если она вдруг возненавидела Диму, все-таки из-за него у нее теперь куча проблем со здоровьем.
В любом случае, что бы завтра ни было, я жду этого с огромнейшим нетерпением.
Более того, тот факт, что Никита на моей стороне, — греет мне душу. Как же это приятно, когда совершенно посторонний человек вошел в твое положение, и искренне сопереживает тебе, помогает всем, чем может. Если бы не он, я бы точно сложила руки и положилась на профессионализм нашей доблестной милиции, а значит — оставила бы навсегда надежду отыскать убийцу родного брата.
Я всю ночь ворочалась в постели, не сомкнув глаз. А когда в комнату начали проникать первые лучи утреннего солнца, я и вовсе покинула постель, решив побродить по дому. Из комнаты родителей доносилась тишина, конечно, ведь еще слишком рано даже для того, чтобы отцу собираться на работу. Бесшумно спустившись вниз, я завернула в гостиную и уставилась на полку со спиртным. Я почувствовала острую необходимость протянуть руку, открыть стеклянную дверцу и стащить какую-нибудь бутылку. Но резко встряхнув головой, я поняла, что это дурацкая идея, особенно если учесть, что я и спиртное — две несовместимые вещи.
Затем мои ноги повели меня на кухню, руки на автомате включили плиту и поставили на нее чайник; загремели чашки и ложки, пакетики с чаем, и через минут пять я без особого наслаждения начала пить зеленый чай. Раньше он приносил мне куда больше удовольствия, чем сейчас: какой-то совершенно безвкусный, терпковатый, оставляющий в животе ощущение пустоты. В голову закралась мысль, что пора что-то менять.
К тому времени, как родители должны были проснуться и начать сборы на работу, я скрылась у себя в комнате: мне не хотелось встречаться с ними и объяснять, почему меня вдруг начала мучить бессонница.
Снотворное. До сих пор в голове не укладывался жестокий поступок брата. Конечно, я не злюсь на него, но вместе с тем, мне ужасно жалко бедную девушку, просто влюбившуюся в не того. Разумеется, тут можно поспорить: все-таки она сама решила погубить себя, причем тут Дима? Ведь столько людей вокруг, зависимых от других, что если мы будем обращать внимание на каждого, относиться к ним с трепетом и всей внимательностью, мы просто не сможем сами жить. Все равно человек хоть раз в жизни, да кого-нибудь убивает. Косвенно, но убивает. Получается, мы все чертовы убийцы. Даже я; и вон тот малыш в синей шапочке, бегающий по детской площадке, — он тоже будущий убийца.
В итоге я жду, пока родители покинут дом, а затем начинаю свои сборы. Да, рановато, конечно, но лучше быть наготове.
Наконец, в десять часов утра, я сижу в гостиной полностью одетая, смотрю в одну точку, обхватив руками черный рюкзак. Я положила в него блокнот с ручкой, бутылку воды и пару совместных фотографий с Димой, думая о том, что и они могут мне пригодиться. На первой из них мы были еще детьми: мне около пяти лет, а брат совсем «большой» — около десяти; мы стоим во дворике у дома, я широко улыбаюсь своей беззубой улыбкой, а Дима хмурится, наверняка недовольный тем, что его заставили фотографироваться, но, тем не менее, его невеселость кажется даже забавной. Вторая фотография более свежая, снятая на дне рождения мамы. Я в цветастом платье с накрученными волосами, а брат в черных брюках и белой рубашке. Мы просто стоим вместе, обнявшись, и улыбаемся.
Рассматривая снимки, я заулыбалась, как и моя копия, изображенная на них, и почувствовала одновременно радость и грусть. Ностальгию. Так странно… Человек может остаться абсолютно без ничего в один момент. Да и сам человек может исчезнуть так же быстро, как просто вдохнуть порцию кислорода, по щелчку.
Ровно в пол одиннадцатого я выхожу из дома. Выйдя за порог, я окидываю взглядом гостиную, тепло, но грустно улыбаюсь, как будто навсегда прощаюсь с местом, в котором провела всю свою жизнь. Провернув ключ, я тут же одергиваю себя от глупых, нагнетающих мыслей: почему сознание, когда чувствуешь страх, преподносит тебе еще больше ужасных мыслей и картинок, ухудшая и без того плачевную ситуацию? Как будто я еду разговаривать не с обычной девушкой, а с серийным убийцей!
На полпути к остановке мне позвонил Никита. Я чертовски рада была слышать его голос, и осознание того, что мы скоро увидимся, грело мне душу, словно бы ее выдернули из моего тела и положили под лучи весеннего солнца отходить от долгой зимы.
Но меня ждали плохие новости: в «Клуб на Береговой» в кои-то веки наведался сам хозяин, проверить, как вообще идут дела, как справляются с работой работники, много ли посетителей и так далее. Поэтому сегодня на работу вышли абсолютно все и покидать ее крайне неразумно. В общем, по словам Никиты, хозяина посетила мысль закрыть заведение ввиду того, что содержать его слишком затратно, а доходов от
