– Уже надоело, – признался я. – А в Щель между Мирами я просто по привычке, спросонок полез. Ну не пихать же теперь чашку обратно… Кстати, а это возможно – в принципе? Засунуть предмет в Щель между Мирами? Не добыть Магистры знают откуда, а подбросить неизвестно куда? Ты что-нибудь о таких фокусах слышал? Или, может, читал?
Шурф задумался. Наконец отрицательно покачал головой.
– Боюсь, до тебя просто никому в голову не приходило попробовать. Мы, угуландцы, сам знаешь, люди практичные. И древние, с которых началась Истинная магия, не исключение. Зачем куда-то что-то подбрасывать, когда можно наоборот, присвоить и с пользой употребить? Но теперь мне тоже стало интересно. Сам не возьмусь, мне пока даже доставать оттуда предметы довольно сложно, совсем недавно стало что-то путное выходить. Поэтому если попробуешь, обязательно расскажи, что из этого вышло. Только не прямо сейчас, пожалуйста, пробуй. Потом.
– Да, конечно, потом, – вздохнул я. – Куда мне сейчас экспериментировать. Видишь, даже встать не пытаюсь. И дело, к сожалению, не в том, что мне просто лень.
– Очень тебе сочувствую, – серьёзно сказал мой друг.
– А ты пришёл подменить Джуффина? – спросил я. – Меня сейчас надо караулить? Чтобы не исчез окончательно? Потому что вообще-то могу? Вот настолько плохи мои дела?
– Не настолько, – коротко ответил он. И, помолчав, добавил: – Сэр Джуффин не считает, что ты можешь исчезнуть. И леди Сотофа достаточно твёрдо сказала, что об этом уже можно не беспокоиться. Они оба уверены, что ты окончательно восстановил свою телесную плотность на Тёмной Стороне. И было бы довольно непоследовательно с моей стороны не доверять им обоим именно в этом вопросе. Поэтому я пришёл просто так. Чтобы быть у тебя под рукой, если не сможешь подняться; впрочем, дело, конечно, не в этом. Я тебя знаю, если очень захочешь, поднимешься. И на одном упрямстве куда будет надо, туда и дойдёшь.
– Экстатически скрежеща зубами, яростно доползу, например, до уборной, – подхватил я. – Подвиг, достойный кисти придворных художников. Но мы их не позовём.
– Ладно, если не хочешь, не позовём, – согласился Шурф.
Всё-таки зря все вокруг считают, что с ним трудно договориться. В некоторых вопросах сэр Шурф Лонли-Локли на диво покладистый человек.
– На самом деле, я пришёл, чтобы ты не проснулся в одиночестве, – сказал он. – И не начал гадать, закончилось то наваждение с поездом, или ты в нём окончательно растворился, и теперь видишь свой самый последний сон. Ты и так-то вечно сомневаешься в реальности происходящего, а уж теперь-то… Страшно вообразить, до чего ты мог бы додуматься всего за пару минут, особенно если бы у тебя спросонок не получилось сразу же послать кому-нибудь из нас зов.
Всё-таки он очень хорошо меня знает, это факт. Порой утешительный, а иногда, напротив, прискорбный – то для меня, то для него, то для обоих сразу. Когда как.
– К тому же у меня, как ты, наверное, сам догадываешься, свой интерес в этом деле, – признался Шурф.
– Какой интерес? – изумился я. Но тут же сообразил: – Хочешь услышать про поезд не в кратком пересказе Джуффина, а из первых рук?
– При условии, что у тебя есть силы и желание об этом говорить, – церемонно ответил он. И, не меняя тона, добавил: – А если ни сил, ни желания у тебя нет, мне, вероятно, придётся вернуться к первоначальной концепции проведения нашей встречи. То есть всё-таки тебя отколотить.
– Пытки запрещены законом! – восхищённо напомнил я.
– Знаю. Но этот поступок можно будет официально оформить как жест отчаяния. И общественное мнение осудит не меня, а тебя.
Естественно, я всё ему рассказал, потому что и сам хотел этого больше всего на свете. Говорить, вспоминая по ходу дела всё больше новых подробностей и деталей – тёмный материк Чобамбайя со скалами-черепами; город, крутящийся, как карусель; специальный мост для русалок, построенный из воды; вечно горящий замок; конституцию империи Танис, запрещающую обижать маленьких, и всё остальное, что я видел, слышал и ощущал. А рассказывая, заново переживать всё это необъяснимое, не поддающееся пониманию, но несомненное счастье. И заново удивляться – чего это я?
Рассказал всё, что помнил, только имя Агаты не стал называть, как не назвал его Джуффину. Не потому, что считал, будто это как-то ей повредит. Просто из уважения к её – то ли воле, то ли капризу, то ли просто нелепому заблуждению, будто у мёртвых не бывает имён.
Шурф слушал меня, кивал, иногда задавал вопросы и всё больше хмурился, но так сочувственно и понимающе, как будто сам что-то подобное уже не раз переживал.
– Самое странное в этой истории, – заключил я после того, как выложил ему всё, что вспомнил, – не поезд, не живая мёртвая женщина, даже не мелькающие за окном выдуманные реальности, а то, как я там был счастлив. И это удивительное ощущение, что я наконец-то дома. Даже не как обычно на Тёмной Стороне бывает, а гораздо острей, хотя, казалось бы, куда ещё? Но получается, есть куда. При том что память-то я не терял. И здравый смысл, вроде бы, тоже. Не возомнил себя непонятым одиноким мечтателем, навеки потерявшимся в чужом человеческом мире сиротой, которого наконец-то подобрали и приютили. Прекрасно помнил, что мне надо вернуться в Ехо, заранее знал, как буду этому рад. Но это совершенно не влияло на мои чувства: я дома, наконец-то я дома, какой восторг! Полное раздвоение – даже не личности, а её ощущений и знания о себе. Вот что это было вообще? У тебя есть идеи?
Шурф долго молчал, подыскивая ответ. Наконец сказал:
– Ещё бы ты не почувствовал себя дома. Сила, которая дала этому наваждению долгую жизнь, не чья-нибудь, а твоя. Ты, можно сказать, сам к себе вернулся. Сам себя прокатил через чужие грёзы, сам себя окружил, сам себя обнимал…
– Сам себя выпил, – подхватил я.
– Выпил?
– Ну да. Забыл рассказать, она же меня вином угостила. Очень пьяное оказалось, меня повело с одного глотка, так что даже не стал допивать. Если на это вино тоже ушла часть моей силы, получается очень смешно.
– Обхохочешься, – мрачно подтвердил Шурф. И, подумав, добавил: – Довольно любопытная подробность. Знания, которыми я располагаю, позволяют допустить, что ты уцелел после долгого пребывания в пожирающем твою силу наваждении как раз потому, что выпил тамошнего вина. Хоть что-то себе вернул.
– То есть, получается, пить надо было больше?
– Естественно, надо пить больше, – без тени улыбки согласился мой друг. – Я тебе практически с первого дня знакомства это говорю. Только не вздумай снова туда возвращаться, чтобы проверить мою гипотезу. Я как-нибудь с непроверенной проживу.
– Да не
