– Нет, – слабо ответил отец.
– Нет ли холода в руках и ногах, жара у груди? Крови из носа, бессонницы, сухости во рту?
– Не так быстро, господин лекарь. – Отец попытался приподняться, но ему не хватало сил. – Ничего такого у меня нет. Но меня бросает то в жар, то в холод, руки и ноги болят, и я не могу есть от слабости.
– Хорошо, хорошо. – Шнепфлин повернулся к моему брату. – Он бредит?
– Нет! Или да? – Грегор неуверенно посмотрел на меня.
– Какая чушь! – возмутилась я. Отец, конечно, страдал от жара, но явно сохранял здравый ум. – Мастер-лекарь, почему наш врачеватель сказал, что у папы чума?
– Да потому, что этот трус собственной тени боится, – проворчал доктор, глядя не на меня, а на моего брата. – Возомнил себе невесть что, а все из-за того, что в городе ходят слухи о море. Болезнь вашего отца, как и многих других сейчас в городе, кажется мне куда менее опасной. Полагаю, врачевателя ввело в заблуждение одно-единственное темное пятнышко на небольшой припухлости. – Он подозвал Грегора и показал ему на шее у папы, чуть ниже уха, красноватое воспаление размером с перепелиное яйцо. – Вот, видите, это врачеватель принял за чумной бубон, а вот это, под мышкой – пожалуйста, закатайте рукав рубашки вашего отца – за нарыв.
– О Господи! – возмутился папа. – Может, перестанете уже разговаривать так, будто меня тут нет? Или я и вовсе умер?
Но мастер-лекарь не обращал на него внимания.
Заметив, какой темной стала кожа вокруг блошиного укуса, я испугалась.
– Он опять расчесал место укуса! – пробормотала я.
– Вот видите? Я так и думал. Небольшое воспаление кожи, ничего больше. Каждый час протирайте эти места уксусом, и все пройдет.
– Так значит, он скоро выздоровеет? – выдавила я.
– Этого я не сказал. Я подозреваю, что у вашего отца сухота, а в таком случае ответ на ваш вопрос знает только Всевышний. Но если вы будете хорошо заботиться о больном и почаще молиться за него, он пойдет на поправку. А вы как думаете, мастер-хирург?
– Полностью с вами согласен, господин городской лекарь.
– Ну что ж, тогда я спокойно могу передать наблюдение за мастером Миттнахтом вам как мастеру-лекарю. Чуму в этом случае мы можем исключить.
– Но что, если появятся еще нарывы? – обеспокоенно уточнил Оберрайнер.
– Тогда, безусловно, вам следует сразу же сообщить мне. – Лекарь кивнул Грегору. – Всего вам доброго. Не провожайте меня.
И не успели мы оглянуться, как он ушел.
– Это ты будешь за ним ухаживать, дитя мое? – спросил меня Оберрайнер.
Я удрученно кивнула.
– Хорошо. На всякий случай тщательнейшим образом мой руки и лицо всякий раз после того, как ты прикоснешься к больному. И пока что давай ему только теплую – но не горячую – молочную кашу и прохладную воду, столько, сколько твой отец захочет. Если жар усилится, остуди ему лоб и поставь холодный компресс на икры, он вытянет лишнее тепло из тела.
После этого я денно и нощно оставалась дома, ухаживала за отцом, выходила разве что к колодцу за водой. Каждое утро после службы Третьего часа к нам приходил Мартин, чтобы помолиться с нами. Я думаю, брат Генрих тоже захотел бы присоединиться к нему, но приор еще не вернулся, он зимовал в далекой Верхней Швабии, где его задержали дела инквизиции, как стало к этому времени известно Мартину.
И хотя после слов лекаря о том, что у папы сухота, я почувствовала облегчение, меня ждало жестокое разочарование: три дня спустя ранним утром я заметила, что у папы под мышкой, рядом с блошиным укусом, образовался новый бубон. Припухлость на горле увеличилась до размеров куриного яйца и приобрела синеватый оттенок. Я вскрикнула, но отец, забывшись беспокойным сном, не услышал меня. Сломя голову я бросилась вниз по лестнице к Грегору, в этот момент передававшему через окно нашей лавки какой-то горожанке ящичек с пряжей и лентами. Мне пришлось сдержаться, чтобы не разрыдаться на глазах у этой женщины. Заметив, как я взволнована, мой брат поспешно взял у покупательницы деньги и провел меня в глубь лавки.
– Что с папой? – испуганно спросил он.
– Ты должен сходить за городским лекарем. У папы чума! – И я, задыхаясь от волнения, описала ему бубоны.
– Тише ты! И никому ни слова, поняла?
Сорвав накидку с крючка, Грегор помчался прочь.
Но вернулся он один.
– Этот трусливый ублюдок отказывается входить в наш дом. Сказал, пошлет к нам Буркхарда, чтобы тот сделал папе кровопускание и клизму.
– Кровопускание? Но папа ведь так ослабел!
– Шнепфлину виднее, он ведь обучался медицине. – На лице Грегора тоже читалось отчаяние. – Он сказал, что кровопускание поможет избавиться от дурной крови, а клизма – от гниения в теле. Вот увидишь, наш папа вскоре поправится.
Но мастер Буркхард тоже отказался приходить. Моего отца бросили на произвол судьбы.
И тогда мы поняли, насколько серьезно его состояние.
С этого дня я непрерывно плакала, спала по два часа в день, почти ничего не ела и сильно исхудала. Братья ругали меня, говорили, что я должна беречь силы, чтобы помочь папе выздороветь, но мне казалось, что мой мир рухнул. Через неделю Грегор начал каждый день заставлять меня есть, как мать кормит ребенка с ложки.
– Что, если ты тоже заразишься чумой? – как-то накричал он на меня. – Мастер-хирург говорит, чума поражает тех, кто слаб!
Само собой, я тоже очень боялась и все время думала, что теперь мы все умрем. Я даже перестала впускать Грегора в папину комнату, чтобы он не заразился. Мартин же не внимал моим уговорам и каждое утро молился со мной и папой у постели больного, когда тот приходил в сознание.
Единственным, что хоть немного успокаивало меня, был совет мастера Оберрайнера – мастер-хирург попытался немного нам помочь. Вечером того дня, когда мы тщетно дожидались мастера Буркхарда, в дверь неожиданно постучал Оберрайнер и попросил меня выйти и поговорить с ним.
– Конечно, ты понимаешь, что я тоже не хочу приближаться к твоему больному отцу, у меня ведь жена на сносях и двое маленьких детей. Но я могу кое-что тебе посоветовать, и ты непременно должна следовать моим указаниям. Судя по моему опыту, кислота уксуса и вина защищает от миазмов, потому ты должна пропитать уксусом или вином тряпку либо платок и зажимать нос и рот, когда входишь в спальню больного. И после этого каждый раз тщательно протирай уксусом лицо и руки.
Я неуклонно придерживалась этого правила и постепенно перестала бояться за свое здоровье, хотя к этому времени у папы образовались бубоны подмышками и в паху. Мастер Оберрайнер объяснил мне, что там собираются ядовитые телесные жидкости, образуют комки, которые в конце приводят к гниению тела и вызывают смертоносную лихорадку.
Кроме боли папа страдал
