- Ты помнишь, обо что говаривали намедни? – наставляла Люся. – Если что – голоси в три горла. Прям со всей дури связки напруживая, чтоб даже в Новиграде услыхали, что беда содеялась.
- И ты придешь ко мне на гнедом коне, с копьем в руках и плащом по ветру? – со смехом спросила я.
- Нет, ещё чего. Но похоронку твоей матушке я вручу, – пожала Люся плечами. Я обняла шпионку, и похлопала по плечу. Из всех людей, которые попадались мне за последнее время, она одна могла полностью понимать мои шутки, а это для меня в данных условиях было чем-то сродни приятельских отношений. Трисс, пуская скупую отческую слезу, крепко прижала меня к себе, причитая и вздыхая, как курица-наседка и пообещала натравить всё магическое сообщество на Духа, если я не вернусь через час. Помахав им в последний раз, я шагнула к чудовищам, слыша за спиной, как барышни договариваются произвести разведку территории и забраться на вершину холма.
- А еще подруги, – фыркнула я, глядя как упругий зад ведьмы дергается, пока она карабкается в едва заметном лунном свете. Эдриага сочувственно процокала. – Да не говори. Один за всех – да, все за одного – нет. Даже в школе я одна получала люлей за весь класс, потому что, блин, была кем-то вроде старости, – я перевела дыхание. Монстр клацнула с ноткой грусти. – Я тебя понимаю, но что мы можем сделать, а? – членистоногое повернулось и пошевелило хвостом, ласково, но напористо пытаясь просунуть кончик под ладонь. – Ты хочешь, чтобы я тебя за хвост взяла? А тебе не больно? Ладно.
Я осторожно обхватила один из позвонков пятой конечности. Он оказался шершавым и холодным, но быстро утянул за его обладательницей в темноту. Теперь, когда Дух почти получил, что хотел, не было никакого смысла в демонстрации спецэффектов, и добрым желанием не дать упасть гостье и включить свет, не пахло. Тьма и абсолютное беспросветное «ничего не вижу» клубились вокруг, будто бы осязаемое черное и тягучее мессиво. Я осторожно переступала ногами по камням, чувствуя, как мимо шныряют мелкие ящерицы, плотоядно цокают эндриаги по углам, а за поворотом, в одном из ответвлений пещеры, шипит нечто не знакомое, но очень недоброжелательное. Дух помалкивал, видимо, приготавливая себя к ритуалу, а вот шёпот, казалось, шел из каменных стен, с потолка и даже пол, казалось бы, разговаривает сотнями голосов, навевая жуть. В гроте, у дубовых корней, одиноко висел единственный факел, скудно освещая пространство бледным, тепло-оранжевым светом. Под источником света припарковался конь, интуитивно встав рядом с останками, уже извлеченными из мешка кем-то неведомым (ну, не эндриага же сделала это своими конечностями, верно?) заботливо разобранными по косточкам и собранными в скелет с парой-тройкой недостающих фрагментов.
- Ты здесь! Ты здесь! – обрадовался дух. – Как долго я тебя ждала! Почему ты шла так долго?!
- Всё в порядке, я просто не хотела приходить – я отпустила эндриагу и легонько оттолкнула от себя, шепнув, что скоро будет жарко. Стараясь не спотыкаться, дабы не ронять остатки гордости на виду у древнего существа, я выползла на свет и стала озираться в поисках розовой жижи. Дух обнаружился наискось от меня, но близко и пузыри, лопающиеся на поверхности склизкого тела, испускали едкие газы прямо в глаза и нос, заставляя безостановочно чихать. Непонятные разводы, напоминающие яйца крупного насекомого, заключенные в желейное тело,отблескивали от языков пламени. Я собралась с мыслями: – Итак, что я должна делать?
- Возьми перо и подойди ко мне! – спокойным голосом скомандовал Дух. Я вытащила из кучи в ладони одно, самое красивое на мой взгляд, перо и, разгоняя им противный запах, приблизилась. – Дай мне свою руку, дай войти в тебя!
- Последний раз мне такое один скоя’таэль предлагал, и предпоследний, если разобраться – тоже, – неожиданно вывалила я и тут же добавила, сама не понимая зачем. – А, нет, погодите-ка! Между Йорветом и Йорветом был как-то раз и Локи, но с большого перепоя, и при отвале башки. Не большом, но существенном. Так, на донышке мозга оставалось. Но тут главное эльфу же не проболтаться.
Дух хмыкнул и, сгенерировав из своей массы подобие руки, резко ухватил меня за ладонь и притянул к себе. Я провалилась в жижу, вляпываясь и увязываясь в склизком желе, пытаясь выбраться и вдохнуть кислорода. Дух тянул внутрь себя с большей, чем я могла бы предположить, силой, настойчиво протаскивая через своё тело, как нитку через игольное ушко. Слизь, будто специально затекая в нос и рот, заполняла легкие на весь их объем, проталкивалась по пищеводу в желудок, забивала уши и рвалась через глаза в мозг. Дышать стало невыносимо больно, грудь горела и жгла, ребра готовы были извернуться и сломаться, раскрывшись как крылья, а внутренности словно варились в собственном соку. Жидкость кипятком растекалась по жилам и капиллярам сосудов, прорезая бритвами и выбуривая сверлами путь к мозгу, сердцу, печени, сливая руки и ноги в нечто единое, выворачивая наизнанку.
И неожиданно боль отступила. Все закончилось резко, чётко, за одно мгновение обрубая невыносимые муки. Я боялась открыть глаза, потому что свято была уверена, что сейчас седой апостол Пётр скажет, что у него для меня плохие новости.
- МАМА! ТЫ СЛУШАЕШЬ МЕНЯ ВООБЩЕ? – разобиженный мальчишеский голос раздался над самым ухом, заставляя вздрогнуть от неожиданности. Проморгавшись, я не увидела ни Ворот Рая, ни Первого Римского папу, а очутилась за обеденным столом, битком набитым разнообразной праздничной жратвой, от ягодного пирога с красивым сетчатым узором на верхнем корже, до пропечённого свинтуса с яблоком во рту. Пытаясь определить источник нахального голоса, втащившего меня в галлюцинацию, я блуждающим взглядом уперлась в мальчишку. Полу-эльф с едва округляющимися ушками, обладатель короткого ежика черных волос, зеленых глаз и очков, оправой и формой напоминающих мои собственные. Парень поглядывал на меня с нескрываемым вызовом, обидой в раскосых глазах и нетерпеливо сжатыми тонкими губами. Увидев, что я на него смотрю, мальчик требовательно повторил, подражая знакомому голосу и растягивая звуки: – Мам, ты меня слушала?
- Да, – соврала я на всякий случай, пытаясь выйти из шока и взять себя в руки.
- Ну, и кого я убил утром, мам? – еще более требовательно принялся допрашивать пацан. Да, смотрю, воспитываю я его
