Становилось все холоднее, но использовать согревающие чары не хотелось. Так эта неуловимая магия ощущалась острее. Будто он был единственно живым существом среди мертвой ночи.
Он так и шел, пока кожей не ощутил липкое дыхание леденящего ужаса. «ИДИОТ!!!» Времени думать и вспоминать не было. Резко разворачиваясь, Снейп вскинул руку с палочкой вверх. Ярчайшая вспышка! Два дементора буквально отлетели в стороны. А Северус как завороженный смотрел на свой Патронус. Огромный светящийся ястреб нападал на дементоров, кажется, желая разорвать тварей на части. Когда последний дементор исчез, ястреб сделал круг над своим хозяином и полетел ввысь, растворяясь в облачном небе.
Снейп еще некоторое время стоял, не шелохнувшись, а затем повторил заклинание — новый ястреб, кажется, даже крупнее первого, так же сделал круг и исчез. Это было так естественно и прекрасно. Ястреб! Ну надо же, действительно ястреб! Снейп посмотрел на свою палочку, не замечая, как губы складываются в улыбку, а на глаза наворачиваются слезы. Это был он — настоящий. Кажется, первый раз за всю жизнь. Свободный и очень сильный.
Дождь усиливался, а Снейп так и стоял на холме у старого ясеня. Он и не заметил, что это было то самое место, где он впервые увидел девочку с рыжими волосами. Это больше не имело значения.
Через час он вернулся домой, все такой же взбудораженный. Благо, дома не было соглядатаев, но на всякий случай он ушел в спальню и, зашторив окно, снова вызвал Патронус.
Невероятно. Точь-в-точь, как был у Тонкс во время их романа, только крупнее. Она все-таки любила его тогда, а он каждый раз сомневался. Теперь-то уж вряд ли. Тем более, она уже замужем. По иронии судьбы за очередным Мародером. Снейп узнал об этом от Флетчера, сначала решил, что она сделала это назло, а потом вспомнил, что они с Люпином всегда близко общались. Оборотень был его полной противоположностью. Такой положительный... Не удивительно.
Снейп долго думал о Тонкс. Скорее всего, сейчас она была в объятиях Люпина, если только эту мразь не убили. Образы плыли перед глазами. Надо было успокоиться и собраться. В конце концов, его в любой момент мог призывать Темный Лорд. Северус закрыл глаза и с ужасом понял, что не может очистить сознание. Видимо, потрясение было слишком велико... Он не мог перестать думать о Тонкс, видеть ее идиотские меняющие цвет короткие волосы, преданные влюбленные глаза... Он еще раз попытался настроить разум на привычную волну пустоты, но снова не вышло. Боль, много лет лежавшая на душе тяжким грузом, словно нашла свое место и, наконец, упокоилась. Хотя это казалось невозможным!
Всюду теперь была Нимфадора, влюбленная в него по уши, готовая на все Тонкс. Нет, он совершенно точно не любил ее так, как любил Лили. Она не заняла ее место. Просто не могла. В этом Снейп был совершенно уверен. Нельзя в тридцать семь любить так же безоглядно, как любишь в семнадцать. Но что-то произошло. Впрочем, об этом нужно подумать потом. Сначала надо восстановить защиту.
Снейп решил, что проблемы с окклюменцией напрямую связаны со сменой Патронуса. Но тогда, в кабинете Дамблдора, всего несколько месяцев назад он видел свою лань даже после стольких лет с этой девочкой-метаморфом. В тот момент ему было нестерпимо больно, Дамблдор будто играл на нем, усомнившись в чистоте его помыслов и верности клятве.
Лили... и его пафосное «Всегда».
Или Альбус, как всегда, все понял раньше него самого и поэтому так удивился? Старик знал, что никакой Лили давно не было в сердце. За последние годы Снейп так преуспел в своем методе вхождения в транс окклюменции, что делал это, даже не вспоминая первую любовь. А тогда, в кабинете Дамлбдора, он думал о ней. Вот ключ! Снейп уцепился за идею сконцентрировать свои мысли вокруг образа Лили, но вдруг осознал, что забыл, как она выглядела. Он забыл ее лицо.
Нет, нет! Это невозможно!
Ее восхитительные глаза нельзя забыть!!! Ярко-зеленые, миндалевидной формы... такие, как сделала Тонкс в тот день, когда он решил переспать с ней, но сбежал. Силы Небесные, опять Тонкс!
Все рассыпалось, как карточный домик. Нужно было найти колдографию Лили. Но у него же нет ни одной! Он судорожно соображал, чувствуя, что утопает.
В Хогвартсе имелся фотоархив. Сейчас пробраться туда было слишком рискованно, но не опаснее, чем идти на встречу к Темному Лорду в таком состоянии.
Однако для волшебника, прожившего в Хогвартсе без малого двадцать пять лет, не составило труда проникнуть в замок незамеченным. Тайный проход вел прямиком в подземелья. Оттуда тенью до библиотеки, где мадам Пинс участливо, хоть и под Империо, проводила его к нужным полкам и выдала большие пыльные альбомы. Но снимков с Лили там не оказалось! Ни единого! Снейп потребовал ответ и получил его.
— Лесничий Рубеус Хагрид по личному разрешению Дамблдора забрал из архива все колдографии Эванс, чтобы сделать альбом для ее сына.
Кроме того, Хагрид просил всех друзей и родственников прислать ему фото. Значит, единственным, у кого могли сохраниться снимки, был Сириус, сидевший тогда в Азкабане.
Снейп чувствовал, будто его снова и снова макают с головой в ледяную воду, чтобы, наконец, протрезвел. Посторонний человек догадался достать ее колдографии для мальчика. А он, тот, кто якобы так сильно всю жизнь любил его мать, ни разу за шестнадцать лет с момента ее гибели даже не подумал найти ее снимок!
Нетвердой походкой Северус шел прочь от Хогвартса по ночному лесу. Он оправдывал себя тем, что ему было слишком больно, он не мог видеть ее, но неужели все те люди, которые хранили фотографии любимых в своих спальнях, лгали?
Нет, Снейпу действительно было тогда невыносимо больно, его убивало чувство вины — Лили была олицетворением всего лучшего, и он сам погубил ее. Только вот до ее гибели у него были женщины. Не постоянные, не любившие его и не любимые им. Но попытки построить личную жизнь он делал. Они спали с ним, думая о других мужчинах, — он это знал. Он и сам пытался забыть девушку с зелеными глазами и со временем забыл бы — невозможно бесконечно любить того, кто только вытирает о тебя ноги, а она вытирала. Та ночь, когда он со слезами в глазах стоял на коленях перед портретом Полной дамы, врезалась в память надолго. Мимо со смехом проходили гриффиндорцы. Ему казалось: плевать, пусть видят. Но наутро сплетня века поползла по всей школе. Над ним
