Вникнуть в его слова было до невозможности трудно. За окном раздавалось ржание взволнованных коней и едва различимая ругань. Я дрожащими руками попыталась застегнуть корсаж обратно, но из-за половины вырванных пуговиц он стал абсолютно бесполезен.
— Вы паразиты. Вы паразитируете на знаниях, которые не в состоянии создать сами. Крадете их у других, накладываете иллюзии, доступные к прочтению только вам, — кусочек гранита обратился в горстку пепла, стоило ему лишь слегка сжать пальцы. — Искусственно создаете собственную ценность.
С половиной сказанного можно было бы согласиться, вторая же довольна спорна, но я не в том положении, чтобы вести дебаты. Меня почти не удивила его неприязнь, ведь репутация ордена оставляла желать лучшего.
— Ты, полагаю, другого мнения? — спросил он, не обернувшись, не удостоив меня даже взглядом.
Действительно интересуется или это рефлекторная дворянская вежливость, требующая лишь немого согласия?
— Табула Раза никогда не стояла на пути тянущихся к знаниям.
Я ничуть не слукавила — орден принял в свои ряды никого, без рода и имени. Научили всему, просто потому что увидели во мне истинную жажду узреть скрытое от глаз обывателей.
— Некоторые знания стоит защищать от тех, кто в лучшем случае может потерять от них рассудок, а в худшем впустить в этот мир создания, от которых спасения нет. Просто так сложилось, то, что ты ищешь, орден всегда охранял.
Ольгерд ничего не отвечал, наверняка раздумывая над моими словами. Я смотрела на свои перепачканные кровью ладони, на разбитое колено, и меня сковывало воющее, гнетущее чувство вязкой пустоты. Даже если мне неслыханно повезет и я переживу этот вечер, все равно останусь ни с чем. Проклятая все же пора — осень.
— Допустим, — я вздрогнула от стального голоса, вырвавшего меня из оцепенения. — Даже если и так, скажи на милость, как бы ты могла мне «помочь»?
Как я это сделаю? Твою мать, атаман, откуда мне знать?! Даже если я узнаю, как это сделать, я понятия не имею, смогу ли этим знанием воспользоваться.
Не для себя стараюсь. Мне нужно использовать все, что я когда-либо слышала или знала, дабы убедить атамана, что я ему нужнее живая, нежели мертвая. И не знаю, сколь широки его познания в этой области, поэтому каждое мое слово — шаг по очень тонкому льду.
— Я бы… я бы узнала условия твоей сделки. Что именно ты попросил и что за это отдал. Попыталась бы найти за что уцепиться, какую-нибудь лазейку, хоть что-нибудь…
Ни разу не слышала о контракте с дьяволом, к которому носа бы не подточил самый дотошный и жадный юрист, так что вариант с лазейкой бесконечно эфемерен. Нужно нечто стократ убедительнее.
— Постаралась найти истории людей, заключивших похожую сделку. Быть может, кому-нибудь из них удалось избежать типичной для таких случаев участи.
Ходили легенды о нескольких подобных случаях. Ходил слух еще, что Вильгефорц заключил сделку с демоном в обмен на необыкновенный талант и смог избежать оплаты, правда, меча Геральта из Ривии миновать не сумел. В этом аспекте бессмертие гораздо надежнее.
— Насколько мне известно, демоны неоднородны и не всегда всесильны. Иначе забирали бы души без всяких юридических экивоков. Я могла бы узнать, что это было… что это было за существо.
Первая ли я из Табулы Разы, кого встретил Ольгерд, или он уже слышал все эти тщетные потуги выстроить цепочку предположений?
Стоило мне завершить свой отчаянный монолог, как атаман медленно, но крайне выразительно зааплодировал. С каждым соприкосновением его ладоней и лязгом перстней друг о друга, во мне все больше закипала кровь. Широкая, обнажающая необычно белые даже для дворянина зубы улыбка не оставляла сомнений, что я его изрядно позабавила.
— Браво, очень проникновенно…
— Атаман! — в дверь очень настойчиво постучали. Едва услышав короткое разрешение, кабан распахнул дверь. — Атаман, там этот, ведьмак. Желает срочно с вами говорить.
—…но у меня есть дела поважнее. Мы еще продолжим этот разговор.
И глухой, рваный приказ:
— Скажи ребятам обыскать и связать её. Крепко, — атаман потер недавно раненное горло. — Она невероятно прыткая.
Связать, не убить. Кабан очень внимательно и недобро посмотрел на меня, задержав взгляд на едва прикрытой груди.
— Не трогать, — атаман пресек его намерение на корню. — Я этого не приемлю. Даже с воровками и убийцами, — эта заключительная ремарка предназначалась скорее для меня.
Ольгерд покинул комнату и оставил меня не в самой дружелюбной компании.
Угрожающего вида, но по-своему привлекательная «кабаниха» обыскала меня с ног до головы. Она явно обладала опытом на большой дороге и знала, где и что искать. Я в одночасье лишилась и спрятанного в сапоге ножа из зерриканской стали, и миниатюрного флакончика с ядом за поясом, и даже тщательно замаскированного лезвия на внутренней стороне бедра.
Я давно не чувствовала себя более голой, будучи практически одетой. Но не сопротивлялась, даже когда скрутили бечевкой так, что дышать удавалось только через раз, и когда в рот засунули абсолютно мерзкую тряпку, служившую, скорее всего не только мне, кляпом.
— Проебалась ты, курва, с нашим атаманом, — решила доступным языком описать мою незавидную ситуацию кабаниха.— Много мы тут охуевших видели, но таких, чтобы на атамана с ножом кидались, давно не было. Он у нас из шибко благородных, а то бы мы тебе уже давно брюхо распороли и там, — она бросила взгляд в сторону леса, — прикопали бы. Как знать, может еще и передумает.
Несмотря на эту, не очень тщательно завуалированную угрозу, кабаны были со мной гораздо мягче, чем им того хотелось. Кроме пары оскорблений и пинков под ребра никто не попытался надо мной издеваться. Слову атамана тут перечить не принято.
В кабинет кинули прямо посреди кровавой лужи и осколков разбитого хрусталя. Да хоть бы и в кучу мусора бросили, главное, что я все еще жива. А Кодекс Гигас, торговец зеркалами… пусть в аду жарится, коллекционер чертов! Знал бы, на кого он меня навел, бежал бы из Оксенфурта куда глаза глядят. Есть и более легкие способы заработать денег.
Эта мысль меня слегка успокоила. Да, подпорчу себе репутацию и упущу пару прибыльных сделок, но это я переживу, а вот еще одну попытку что-то украсть у атамана — нет. Выкарабкаюсь, всегда выкарабкивалась. Дрожь, охватывающая все тело, понемногу унималась.
Нельзя закрывать глаза, ни в коем случае нельзя. Ведьмак не задержит атамана надолго. Нельзя, чтобы он нашел меня спящей и решил, что на этом наш разговор можно и закончить.
Ненавижу засыпать без сильного снотворного зелья. Подарок моих ненаглядных родителей к моему рождению
