– Велики ли были пули?
– Достаточно велики, чтобы я их заметил.
– Если это срочно, я могу попросить доктора осмотреть вас сегодня.
– Завтра меня устроит.
– Люблю мужчин, готовых истечь кровью, лишь бы доказать свою правоту.
– Как вас зовут?
– Кэнди. А вас?
– Старк.
– Вы даже разговариваете, как Старк[38].
– Это хорошо?
– Это не плохо.
– Приму как аванс.
– Употребите его со сливками и сахаром, если хотите. У доктора нет на завтра свободных часов, но он позвонит вам, когда вернется.
– Спасибо.
– Благодарите Эжена.
– Передам ему от вас привет.
– Всего наилучшего, – отвечает она и вешает трубку.
В ВОСЕМЬ я захожу в «Бамбуковый дом кукол». Карлос долго трясет мне руку и улыбается.
– Все, что есть в меню, – говорит он. – С сегодняшнего дня и до конца времен.
Я заказываю «Карне Асада»[39], и Карлос приносит мне мясо с бобами, рисом и гуакамоле[40]. Очень вкусно – будто Бог забыл свой ланч в микроволновке, и он теперь достался мне. К десяти скинхеды так и не вернулись. Я благодарю Карлоса и возвращаюсь в видеомагазин.
Я ОТКРЫВАЮ КЛАДОВКУ Касабяна и даю ему возможность затянуться сигаретой, которую держу перед его лицом. Отрубленная голова уже не пугает. Она жутковата, но привычна, как трехногая собака.
– Что в подвале? – спрашиваю я.
– Не знаю.
– А сказал бы, если б знал?
– Я бы вежливо попросил тебя поцеловать меня в жопу. Она вон там, у противоположной стены помещения, так что я прекрасно все увижу.
– Ты же знаешь, я здесь для того, чтобы уничтожить Круг. Ты можешь этого избежать. Если скажешь что-нибудь полезное. То, что я смогу использовать.
– Е…ись вприсядку, говносос.
– Я все еще пытаюсь найти причину не пустить в тебя пулю.
Касабян улыбается с видом кота, который только что насрал вам в ботинки и с нетерпением ждет, когда вы это заметите.
– Я не знаю, что там внизу, но в одном совершенно уверен: Мейсон, может быть, и безумнее, чем псих с мешком собачьих яиц, но он сумел выпнуть тебя в страну Нетландию, потому что в отличие от тебя он всегда думает наперед. В подвале что-то есть? Даже не сомневаюсь. Знаю ли я, что там? Нет. Но я уверен: оно заставит тебя заплакать, и я буду с нетерпением ждать об этом новостей.
– Наверное, я бы тоже переживал, если бы видел, как все мои друзья превращаются в богов, пока я остаюсь уличным бродягой, цыганящим монетки.
– Видишь, какой ты мудак? За это тебя скоро и убьют.
– Ой, я опять ранил твои чувства? Прости, пожалуйста. Когда все закончится, я подарю цветы твоему внутреннему ребенку.
Я УГОНЯЮ «Порше 911» с бульвара Сансет и заезжаю за Видоком в начале третьего ночи. Затем мы едем в Беверли-Хиллз, в тот парк, где находится пустырь, на котором когда-то стоял дом Мейсона. Я останавливаю машину и сижу с минуту, изучая улицу на предмет подростков или страдающих бессонницей любителей бега.
– Мы идем? – спрашивает Видок.
– Минуточку.
Я вынимаю Веритас, кладу ее на большой палец и слегка побрасываю. В голове мелькает вопрос: стоит ли это делать?
Потом я переворачиваю монету и читаю надпись на адском языке: «Что лучше, когда прыгаешь со скалы: приземлиться на зазубренные скалы или попасть в кипящую лаву?» Я понимаю, что она хочет сказать. Ответ очевиден: неважно, где ты приземлишься, если ты уже спрыгнул со скалы.
Я иду вместе с Видоком к краю пустыря – поближе к уличному фонарю, рядом с которым глубокие тени достаточно широки для нас обоих.
– Никогда еще не пробовал с другим человеком. Наверное, будет немного странно. Придет ощущение, будто падаешь, но на самом деле это не так. Если получится, ты просто шагнешь в комнату.
– А если не получится?
– Кто его знает…
Видок вынимает фляжку и делает изрядный глоток. Как только он прячет фляжку обратно, я беру его за руку и втягиваю в самую жирную темную тень из тех, что вижу поблизости.
Резкий холод перехода, и мы уже внутри комнаты. Легко, как два пальца об асфальт. И мы по-прежнему вместе.
Видок смотрит на меня, затем оглядывает комнату.
– Получилось, кажется?
– Руки-ноги никуда не делись. Вроде получилось.
Он шумно выдыхает и озирается еще раз:
– Мы в центре Вселенной. На перекрестке миров.
– Наверное. Мне такое в голову не приходило. Для меня это – просто запасной выход на случай пожара.
Видок медленно поворачивается:
– Господи, в комнате реально полно дверей.
– Тринадцать. Ты ожидал чего-то другого?
– Я думал, двери – это метафора. Каждая дверь – как описание различного состояния материи.
– Нет. Это просто двери.
– Вижу. И куда ведет, например, эта?
– Они меняются в зависимости от того, куда я захочу пойти. Дверь Огня ведет в места, полные хаоса. Они опасные. Дверь Ветра – в основном в спокойные, но переменчивые. Дверь Снов ведет… хм… во сны.
Он указывает на тринадцатую дверь.
– А куда ведет эта?
– Я ее никогда не открывал.
– Отчего же?
– Потому что она пугает меня до усрачки. К тому же она нам не понадобится. Мы пройдем через эту.
– Как она называется?
– Дверь Мертвых.
ПОДВАЛ МЕЙСОНА ПАХНЕТ так, будто в нем долгое время гнил соломенный коврик. А еще здесь абсолютно темно. Видок вытаскивает пузатую склянку из кармана и дует на нее. Помещение наполняется светом. К чему таскать с собой фонарик, когда есть собственный алхимик?
Отслоившаяся краска свисает со стен и потолка рваными пластами. Толстые корни проросли сюда с поверхности и расползлись по потолку и стенам, как черные хрупкие артерии. Особо толстое переплетение корней разрушило штукатурку одной из стен, обнажив дранку. Мебель стоит на тех же местах, где я видел ее много лет назад – столы, стулья, а также диван, мохнатый от плесени.
В центре зала находится то, что осталось от магического круга. Остатки от меловых линий еще видны кое-где на полусгнивших половицах. На краю круга валяются огарки свечей – будто последние люди сбежали отсюда в панике и больше никогда не возвращались.
Меня обуревают смешанные чувства. Мой мозг, кишки и сердце застыли – словно в замедленной съемке, как в старых боевиках про кун-фу. Разные части моей личности хотят разбежаться с криком в разные стороны. Одна из них желает тихо, но основательно заблевать угол комнаты. Другая мечтает разнести это место вдребезги – до последней доски и последнего кирпича. Самая слабая, самая маленькая часть меня – та, которую я совсем не хочу слышать – сожалеет и бормочет слова извинения. Прости, Элис. Ты говорила мне не ходить сюда, но я тебя не послушал. С этого момента все пошло наперекосяк.
Еще одна моя сторона спокойна и сосредоточена, как репортаж в вечерних новостях. Это та, за которую я держусь. Отстраненный глаз телекамеры. Просто впитай это место и зафиксируй факты. Эти руины не относятся к моему апокалипсису. Это аттракцион с привидениями в Диснейленде. Лазерные призраки и стоны в «DolbyStereo». Почти так же страшно,
