Прелестно. Я должен был это предвидеть. Мейсон заткнул рот любому, кто оказался настолько глуп, чтобы искать его с помощью магии.
Карта на полу жухнет и вспыхивает пламенем. Огненный язык тянется вверх, как пылающий коготь и выхватывает из моей руки маятник. И карта, и маятник рассыпаются в прах и уносятся ветром, дующим из какой-то другой части Мироздания.
Мне поставили детский мат. Теперь я понимаю, почему Паркер не стал ждать меня в ту ночь, когда забрал Касабяна. Зачем ему беспокоиться? Я доказал, что достаточно глуп уже тем, что влез в медвежий капкан, подсвеченный огромными мерцающими неоновыми буквами: «ОСТОРОЖНО, МЕДВЕЖИЙ КАПКАН». Я убийца, который не может никого убить. Теперь любому должно быть понятно, что я далеко не Сэм Спейд[58]. Я даже не понимаю толком, что делаю, руководствуясь инстинктами и предчувствиями.
Убийство – забавная штука. Даже если вашей жертвой окажется психически больной Адский генерал, о смерти которого мечтают даже в Аду, от первого убийства вам станет настолько плохо, что вы будете страдать несколько дней подряд. От второго убийства будет так же плохо, но вы придете в себя уже на следующий день. Ну а после третьего вы просто переоденетесь в чистую, не запятнанную кровью рубашку и отправитесь куда-нибудь выпить. Потом убийства вообще перестанут казаться чем-то особенным. Впрочем, убивать человека мне еще не доводилось. Даже не знаю, что я почувствую, когда придет время.
Может, не так уж и плохо, что Элис не видит, каким я стал.
Я сажусь на краешек кровати, беру «волшебную коробочку», верчу ее в руках, затем ставлю обратно на стол. На экране монитора только что умер какой-то бедняга-индеец, волочивший корабль Фицкарральдо через гору. Друзья индейца столпились вокруг его тела, но Фиц орет на них, чтобы они продолжали тянуть его судно. Он главный герой этой истории, и он полный псих. Хеппи-энда здесь не будет.
Некоторое время я лежу, пытаясь избавиться от болей в спине, но мне не спится, поэтому я решаю сходить в «Бамбуковый дом кукол». Карлос приветствует меня, но в ответ я бурчу что-то невнятное. Будучи опытным барменом, Карлос всё видит и всё понимает. Он приносит мне двойную порцию «Джека» и немного риса с бобами на теплых тортильях. Затем он оставляет меня в покое. Сегодня вместо Мартина Дэнни у него играет какой-то Эскивель[59]. Такая музыка должна звучать в приемной у зубного врача Джеймса Бонда. Я пытаюсь расслабиться и насладиться едой, стараясь не обращать внимания на омывающую меня дурацкую мелодию. После двух-трех глотков виски она мне даже начинает нравиться.
Когда Карлос подходит, чтобы забрать пустую посуду, я спрашиваю у него:
– Представь меня на яхте в белом смокинге. Как думаешь, я смог бы сыграть Джеймса Бонда?
Карлос сначала собирает стаканы, потом говорит:
– Разве что свалившегося в камнедробилку.
Он спрашивает, не хочу ли я еще. Я отвечаю, что гораздо больше мне хочется сигарету, затем выхожу на улицу и закуриваю. Сейчас около восьми. Может быть, девять. Ну, десять максимум. В любом случае уже темно. Пора возвращаться к Видоку. Я перехожу через улицу и иду в переулок, где смогу незаметно проскользнуть в тень. На полпути я замечаю мотоцикл «Дукати», припаркованный дальше по улице. Двадцатилетние хипстеры-телепродюсеры обожают этих прилизанных гоночных «европейцев», но, как и для парней на Мелроуз-авеню с их «Харлеями» – это не более чем понты. Шины «Дукати» настолько чистые, что с них можно есть. Хоть кто-нибудь в этом городе гоняет на мотоциклах по-человечески?
Приятно будет почувствовать ветер на своем лице. Я достаю нож, втыкаю его в замок зажигания и газую с места.
ПЕРВОЕ ПРАВИЛО для тех, кто возвращается из Ада после одиннадцатилетнего перерыва в вождении: никогда не садитесь на скоростной спортбайк после трех или пяти рюмок «Джека Дэниэлса». Второе правило: никогда не тормозите одним передним колесом, если не хотите, чтобы подпрыгнула жопа. Когда вы пьянее, чем вам кажется (а такое случается почти всегда), вы слишком сильно накло́нитесь вперед, и мотоцикл, кувыркнувшись в воздухе, размозжит вашу тупую башку об асфальт. К счастью, даже в состоянии некоторого опьянения у меня еще срабатывают особые нечеловеческие рефлексы, благодаря которым я успеваю спрыгнуть с мотоцикла до того, как он перевернется и сломает мне шею. Несмотря на то что заячья рефлекторная реакция позволяет быстро сойти с пути очевидной и неотвратимой опасности, у нее есть свои недостатки: когда мчишься на скорости сорок миль в час на одном переднем колесе, рефлекс выстреливает тело в воздух, как белку, подорвавшуюся на пехотной мине.
Слева от меня по пустынной улице проносится кувыркающийся мотоцикл. Он бьется всеми частями и искрит, разваливаясь на части, постепенно сбрасывая пластиковую и хромированную «кожу». Это довольно завораживающе – наблюдать, как машина постепенно превращается в расширяющееся облако шрапнели.
Но затем я стукаюсь о поверхность улицы и начинаю кувыркаться сам. Потом скольжу несколько метров на заднице, после чего снова кувыркаюсь. Я смутно помню, что есть какой-то правильный способ падения, если «убрался» на мотоцикле, но, судя по тому, что моя голова бьется об асфальт и крышки канализационных люков, я явно не соблюдаю правила техники безопасности. Все, что я могу в этот момент – просто свернуться в шар и надеяться, что не сломаю себе ничего важного.
И мне опять везет. Я ухитряюсь отделаться глубокими ссадинами на руках и ногах. Спасибо кевларовой ткани. Кожаная куртка изрядно потрепана, но меня это устраивает. Нет ничего постыднее, чем девственно свежая байкерская кожа. Однако джинсы выглядят так, будто на них напала целая стая росомах. Мотоцикл, понятно, – в хлам. Я уволакиваю то, что от него осталось в сторону и оставляю между двумя ободранными полицейскими машинами. Отсюда до Видока всего пара кварталов, так что остаток пути я прохожу пешком.
В ДВЕРЯХ Видок смотрит на меня взглядом отца, который уже смирился с тем, что, как бы он ни старался, его сын-шалопай вряд ли доживет до тридцати. Он впускает меня внутрь, милосердно ни о чем не расспрашивая. Аллегра улыбается мне, как младшая сестра, которая думает о том же, о чем и отец, но находит это забавным.
– У тебя осталась моя старая одежда?
– Думаю, в одном из шкафов что-то есть. Подожди здесь и постарайся ничего не заляпать кровью.
– Я показала Эжену магию огня, которой ты меня научил, – говорит Аллегра.
– Это вряд ли можно назвать магией. Скорее трюк. И не учил я тебя ничему. Просто наложил чары на твою руку и дал тебе примерно одну молекулу из того, что могу делать сам. Это не то же самое, что учиться магии. Помни об этом, чтобы