Еще один металлический лязг.
– В этот раз – за счет заведения.
С минуту я молчу.
– Как ты, черт побери, выживаешь? Здесь никогда не бывает пациентов, и ты не берешь деньги за операции – ни с меня, ни с моих друзей, которых я к тебе тащу. Что, собственно, происходит?
– Ты слишком напряжен. Расслабься. Каждый раз, когда ты дергаешься, пули сдвигаются.
– О'кей.
– Для сведения: то, как я зарабатываю на жизнь, – это мое дело, не твое. Что касается того, почему я не беру с тебя денег, позволь задать вопрос: ты когда-нибудь задумывался о том, как ты мог выживать столько лет в Аду? Ты действительно считал, что жил рядом с демонами и выжил на арене только потому, что ты весь из себя такой хитрожоп?
– Не знаю. Поначалу я думал об этом, но не смог найти вразумительных объяснений. А потом был все время занят тем, что получал по заднице, поэтому размышлять было некогда.
– Но теперь ты вернулся, и за тобой больше не гонятся монстры. Расскажи сам, как ты ухитрился прожить все эти годы?
– Понятия не имею.
– Даже предположений нет?
– Не знаю. Во мне нет ничего особенного.
– Неужели? Ты упал на самое дно выгребной ямы Мироздания, сумел там выжить и выкарабкаться обратно. Разве тебе не кажется, что это немного необычно?
– Понятия не имею.
– Нет, имеешь. Обычный человек – «гражданский» – не прожил бы и дня, не говоря уж о том, чтобы провести там одиннадцать лет.
Еще один металлический звон.
– И что это значит? – спрашиваю я.
– Возможно, это значит, что ты другой. Возможно, не тот, за кого себя принимаешь. Возможно даже, ты не совсем человек.
Я открываю глаза и смотрю на него. Но как ни вглядываюсь и не вслушиваюсь, я не могу его «прочесть». Я не слышу ни его сердца, ни дыхания. Ничего.
– Мне не нравится, к чему ты клонишь, док.
– Еще минуточку. Я почти закончил.
Я закрываю глаза и пытаюсь успокоить дыхание. Я не хочу видеть, как его руки двигаются под моей кожей.
– Ты так и не ответил на вопрос. Человек ты или нет?
– Но если я не человек, то кто?
– Тот же, кто и я. Ангел, не вполне приспособленный ни к Раю, ни к Аду.
Падает еще один кусок металла. Пятая пуля.
Я чувствую, как Кински отстраняется от меня. Слышу, как он подходит к раковине и моет руки.
– Можешь надевать рубашку, – говорит он.
Я сажусь на столе.
– Что ты такое только что сказал?
Он вытирает руки полотенцем и говорит:
– Тебе придется труднее, чем мне. Я сделал сознательный выбор, и он привел меня сюда. А тебя ненавидела половина Вселенной – еще до твоего рождения.
Он идет медленно, тщательно подбирая слова. Я вижу, что он не под кайфом и не пьян. От него не веет вибрациями сумасшедшего. По крайней мере, до сих пор.
– Надевай рубашку. Пойдем покурим.
Я выхожу вслед за ним на автомобильную стоянку. После тусклого помещения солнце слепит. Я внимательно разглядываю дока, выискивая признаки очевидного сумасшествия. Можно было бы броситься к «Мерседесу», но я немного одурманен от операции.
Кински смотрит на меня. Затем достает сигарету и протягивает пачку мне. Я беру одну.
– Если ты не готов, я не собираюсь заставлять тебя слушать. Я просто подумал, что ты, может, захочешь узнать, кто ты, почему с тобой происходили некоторые вещи и почему произойдут в будущем.
– Я весь внимание.
– Уверен, что мисс Аэлита рассказала тебе о великом Божьем про…бе в начале времен. Но дело в том, что есть и другие истории, о которых не должны знать обычные люди. Одна из них гласит, что в первые дни мира, после того что случилось в Эдеме – когда Бог обоср…лся вторично, – он послал на Землю ангелов присматривать за людьми. Эти ангелы не парили по небу с белыми крыльями и арфами в руках. Они были как люди. Работали. Занимались сельским хозяйством. Сражались в войнах. Они жили так, как живут обычные смертные. Единственное, на что они не имели права – это родниться с человечеством. Они должны были держаться в стороне и всегда оставаться начеку.
Я прикуриваю сигарету и смотрю на дымные облачка странных сине-золотых оттенков.
– Хороший план, но в нем был один недостаток, – продолжил рассказ Кински, – невозможно взять кого-то – пусть даже ангелов, – поместить их в человеческие тела, заставить жить человеческой жизнью, и не ожидать, что они станут вести себя и чувствовать немного по-человечески. Рано или поздно они даже влюбятся. И даже заведут детей. В старые времена детей от ангелов и человеческих женщин называли нефилимами. Тогда их было много. Но теперь нет.
– Почему?
– Их убили. И не только их, но и ангелов, и женщин, их породивших.
– Но зачем?
– Так было нужно. Не должно было остаться ни записей и ни следов их существования. Убийцы, принимавшие в этом участие, никогда не называли детей нефилимами. Они предпочитали другой термин.
– «Мерзость»?
Кински кивает:
– Умный мальчик.
– Но если ты не доктор Кински, то кто ты, черт тебя дери?
– У меня забрали настоящее имя, когда выкинули с Небес. Обычно, когда ангел теряет благодать, он оказывается вместе с другими падшими в Аду. Но в моем случае возникли затруднения. Дело в том, что я архангел. Уриэль, Хранитель Земли. Если бы меня сбросили вниз, возникла бы неловкость. Ради меня Люцифер устроил бы торжественный парад с конфетти и серпантином, и Бог, разумеется, не мог этого допустить. Поэтому я здесь. Управляю небольшой подпольной человекоремонтной мастерской рядом с милыми дамами, делающими другим дамам ногти.
– Но что ты такого натворил, что тебя изгнали с Небес?
– Убил ангела.
– Почему?
– Он этого заслуживал.
Я бросаю остатки сигареты на асфальт стоянки.
– Можно еще одну?
Доктор вытягивает для меня одну из пачки. Я прикуриваю ее от зажигалки Мейсона.
– Видок в курсе всех этих дел с нефилимами?
– Ты имеешь в виду, знает ли он, кто ты? Он очень умный человек и прочел много книг. Наверняка уже догадался.
– П…дец какой-то. Я не чертов ангел.
– Конечно. Ты самый обычный мальчик. Просто родился способным творить больше магии, чем все Саб Роза вместе взятые. Ты выжил в Аду. А потом спас мир и угомонил Кисси. Типичный неудачник.
Тощий парень в полосатой рубашке и бейсболке задом наперед выходит из пиццерии с кучей коробок и тащит их к фургону.
Док кивает в его сторону:
– Этот парнишка умнее нас обоих. У него есть машина и вся пицца, которую он может съесть. Что еще нужно для счастья?
Он улыбается собственной шутке. Это первый раз, когда я вижу его несерьезным.
– Допустим, я поверю. И что тогда?
Улыбка доктора гаснет:
– К сожалению, ничего хорошего. Ты – Мерзость. И всегда будешь Мерзостью. Ад ненавидит тебя за то, что ты больше, чем человек, а Небеса – за то, что ты меньше, чем ангел.
– Неудивительно, что я не мог найти
