— Я так понимаю, Хоук и Дьявол должны достигнуть пика Силы одновременно? — медленно перевёл Шон. — Если я правильно расслышал последнюю строчку? Вроде так… Но разве они могут совпасть?
— Они совпадут, — не задумавшись, ответила Таня. — Это тоже закон. В какой-то момент на земле столкнутся два самых сильных живущих существа, и они оба будут на грани разрыва между Светом и Тьмой: Хоук может стать божеством, и Дьявол, в свою очередь, за долгое время выходит из-под земли в своём истинном обличье.
— Может стать?.. — Эйден посмотрел на шефа. — Поразительно…
— Может? — переспросил Лаватейн. — Мне сказали, что это неизбежно.
— Ну, если ты выживешь, — нервно улыбнулась богиня. — Не бейте.
— Я читал в детстве, что при борьбе с Дьяволом обе стороны становятся неуязвимы, как раз потому что они на пике, — вмешался Кайл. — Тогда что за фигня с выживанием?
— Не бейте, — повторила Таня, — но давайте будем объективны: Дьяволу больше двух тысяч лет и всё это время он Дьявол, а Хоуку в каком-то смысле только семь, и из этих семи он только год занимается делом.
За столом притихли.
— У меня хоть шанс-то есть? — пробормотал шеф.
— Есть, и не один, — успокоила его Таня. — Как минимум, два. Шанса.
— Объясните идиоту, — помотал головой Шон. — Я, конечно, мог посчитать неправильно, но… ему не двадцать четыре?
— Физически-то да, — кивнула богиня.
— Ты считаешь от амнезии? — догадался Эйден. — Но это как-то… неправильно?
Они быстро переругались по этому вопросу и обернулись за помощью к остальным. Шон помогать отказался, а на диване творилось что-то не по теме. Таня и Эйден синхронно потеряли челюсти — Кайл утащил Хоука из-за стола, посадил к себе на колени и допрашивал:
— Маленьким детям опасно гулять по улице после семи. Если к тебе пристанет педофил, обязательно скажи папочке, хорошо?
Непроницаемое лицо шефа дрогнуло от подавляемого смеха, а потом он уставился на Кайла и тихо и серьёзно произнёс:
— Халасё.
После секунды сдерживаемого хохота их лица перекосились, и интеллигентное хихиканье превратилось в молодецкий ржач, заразительный и смертельно опасный, поскольку в порыве веселья Хоук всё-таки слетел с кайловых коленей. На его жалобу с пола Кайл ответил «а ты говорил, летать не умеешь», и они продолжили самозабвенно хохотать в разных точках пространства, не обращая внимания на окружающий мир и пострадавшие предметы мебели.
Таня проморгалась и выдала:
— Хоук, ты как бы в опасности.
Шеф бессильно махнул ногой, не вставая с пола и закрывая лицо руками.
— Кайл, — Таня махнула рукой, даже не оборачиваясь на второго участника бесчинств, который, вполне вероятно, вытирал слезы об подушку, уже второй раз за вечер.
— Если ты хочешь воззвать к голосу разума, то не переживай, у них его нет, — улыбнулся Эйден.
— У меня уже нет голоса, да, — сипло сказал Кайл.
— Не льсти себе, ты меня не так понял.
Шанса успокоить их уже не было. Таня выскользнула в коридор, пока младшее, но чуть более серьёзно настроенное поколение приводило в чувство старшее. Ей было не очень удобно переключаться между божественной материнской формой и простой человеческой, поэтому девушка решила немного отдохнуть. Выглядело это странно, поскольку она села на тумбочку в углу коридора и сосредоточенно уставилась в пол. В таком положении Эйден её и застал.
— Всё в порядке? — уточнил он. — Не знаю, что именно тебя не устраивает, но в любом случае эта реакция лучше, чем паника и отчаяние.
— Нет, нормально, — она выдавила улыбку, подавляя в себе борьбу обликов. Можно было вернуться в юношеский и не чувствовать на себе вековую тяжесть её настоящих способностей. — Да и пусть просмеются, что ли, а то тут я со своими серьёзными новостями.
— Ты сейчас богиня или недотёпа? — спросил Эйден, немного улыбаясь.
— А сам как думаешь? — она встала и остановилась напротив него.
— Только что было первое.
В последний раз они находились так близко почти год назад, не считая сегодняшней встречи на пороге. Таня вздохнула про себя. Они тогда еще обсуждали, как красива по человеческим меркам нечисть. Эйдена это касалось в первую очередь. Не удержавшись, девушка протянула руки и коснулась ладонями его щёк, внимательно изучая глаза. Такие же зелёные и чарующие, как омут, в сторону никогда не смотрят. Таня не смогла спрятать улыбку, когда почувствовала лёгкую щетину под своими ладонями. Она не старела и не росла, но наблюдала, как растут другие, и от этого стало немного грустно.
А ведь он действительно вырос, хотя в двадцать уже говорят «возмужал». Таня не смогла бы, отвернувшись, назвать точно цвет его волос или форму лица, но не могла оторвать взгляда прямо сейчас. И больше всего её заставляло трепетать то, что Эйден тоже не собирался отворачиваться.
— Ты так спокоен, потому что тебя не волнует близость женщины? — сказала она полушутя. — Или конкретно моя?
— Волнует, конечно же, — Эйден взял её за запястье, но не оттолкнул, а провёл пальцами по покрасневшей коже под браслетом. — Ты очень хороша, когда не придуриваешься.
— Дурочку никто не полюбит всерьёз, — шепнула Таня. — Я могу не переживать за чужие судьбы.
— Ты боишься повторить судьбу Энджел?
— Мы все боимся пострадать из-за своей любви и лишиться дара. Но я не хочу заходить далеко ещё и потому, что существу, которое мы полюбим, в конечном счёте тоже будет больно. — Таня посмотрела на Шона через его плечо. — Сколько лет он не может избавиться от этого?
— Есть Эмили, — отозвался Эйден, не тая печали в голосе. — Кажется, у них всё хорошо.
— У них всё хорошо, — эхом повторила Таня.
Они посмотрели друг на друга.
«А у нас — нет».
Шон потерял их и заглянул в коридор, запнувшись на полуслове. Таня и Эйден обнимались, покачиваясь на месте, и молчали о чём-то.
— Вы чего? — осторожно спросил Ламберт, испугавшись их возможных отношений по той же причине, что и Таня.
— Я думаю… — Таня зажмурилась и фыркнула. — Какой же ты всё-таки извращенец, Картер.
— Мне даже не хватало этих бессмысленных оскорблений, недотёпа, — ровно сказал Эйден.
