Ужасали не только многоступенчатые кости и суставы, размеры Матери и её злое, жадное лицо. Она была древним монстром, и тем сильнее сшибала её аура. Не хватало кислорода, закладывало уши, кружилась голова. Даже ветхий дом заскрипел и покосился.
На веранде поднялось движение: как обычно, больше всех от ауры монстра досталось чувствительному Шону. Путём угроз и обещаний Эйдену удалось заставить Эмили сбегать в дом в поисках воды, которую они же там и бросили. Ясно, что жертва натерпелась горя, пока её искали, но это противоречило её желанию спасти бойфренда, так что пришлось идти. Ламберт сидел на краю обшарпанного кресла, с пепельно-серым лицом, пытаясь свистящим шёпотом убедить Эйдена, что всё нормально и он ещё не умирает.
— Да помолчи ты, отравленник, — Картер устроил его в кресле максимально удобно, незаметно пощупав пульс на запястье и кожу на предмет температуры. Сердце колотилось как бешеное, тело горело жаром.
— Точно, я же ещё и отравленник… — Шон крепко зажмурился и застонал, заставив друга занервничать. Становилось только хуже, но в дом идти никак нельзя. Вылечить его можно где угодно, только не здесь: с ядами Картер неплохо знаком, но проводить процедуры без капельницы, в метре от беснующейся Матери было чересчур рискованно.
— Ты чего разлёгся? — с удивившей его самого теплотой заговорил Эйден, похлопывая его по плечу. — Здесь всё самое интересное начинается, а ты помирать собрался. Рано, Шон. Посмотри… — Веки Ламберта слабо дрогнули, дыхание на короткий период стало ровным. — Посмотри же… Там Хоук. Они приехали. — Шон с трудом открыл глаза и окинул двор помутившимся взором. — Видишь?
— Вижу, — еле слышно ответил Шон и улыбнулся, сжав горячими пальцами руку Эйдена. — Он опять светится.
Лаватейн не просто светился: он чувствовал себя новогодним фейерверком. Татуировка горела, волосы развевались, ладони будто наливались золотой краской; не было страшно ни капельки. За друзей, за дом, за перепугавшегося таксиста — всегда пожалуйста, но за самого себя он наконец-то был спокоен.
Пусть Анна Браун и была последней сволочью, Энджел оказалась права, взяв его с собой. Впервые за много лет Хоук твёрдо знал, что ему делать.
— Позволь же мне полакомиться твой Силой, — прошелестел голос прямо перед его лицом. Открыв глаза, Лаватейн увидел голову Матери — она опустилась вниз, потому что шея растянулась до предела. По легенде, которую ему второпях рассказала Энджел, шея становилась длиннее из-за чужих позвонков. Она воровала кости у забранных ею детей.
Хозяйка зашипела и в гневе царапнула когтем землю.
— Ты хочешь забрать её целиком? — свой голос Лаватейн узнал с трудом. Он увереннее, победнее, насмешливее, бесстрашнее. Он сильнее. Будто татуировкой-проклятием управляет не он один, а кто-то ещё, невидимый и гораздо более опытный в боях.
— Да мне бы капельку… — она облизнула клочья губ шершавым языком.
— Просто я… в первый раз с кем-то делюсь. Расскажешь, как это делается? — спокойно попросил Хоук. Безуминка притихла. Пришло время разыгрывать наивного дурачка.
«Ну это-то я умею».
— Мне нужно всего лишь коснуться твоего символа.
— Символа?
— Татуировки.
Зло — это обиженный ребёнок. Стоит подыграть ему, и оно с радостью всё примет. Теперь Хоук знал, чего ему нужно избегать. Знание своей ахиллесовой пяты даёт пятьдесят процентов выигрыша: осталось найти слабое место у врага.
Он позволил себе изменить выражение лица, хотя полусумасшедшая улыбка просилась на волю уже давно. Ведь сейчас его выход. Дебют. Первое выступление на людях. Всё, что Лаватейн знал о себе, он выяснил у отца, Кайла и Энджел. А основательница Ред Скай оказалась самым важным кладезем ценных сведений.
В то место, где только что стоял Хоук, вонзился коготь госпожи. Он уже был слева.
«Я Первый».
Огромные уродливые пальцы Матери избороздили землю, подняв пыль столбом. Пусто. Он уже был справа.
«Я Первый RSA».
Чудище взревело и хлопнуло в ладоши: от такого хлопка человек, попавший в зону удара, был бы уже мёртв. Но нечеловек Лаватейн не попал. Он уже был на пару шагов впереди неё.
«Я Первый Red Sky Animals».
— Не уйдёшь! — взревела хозяйка дома и с силой стукнула кулаком по земле. К Хоуку подползла гигантская трещина.
«Я оборотень».
Он уже был сверху.
«Я — ястреб».
С высоты птичьего полёта было видно очень хорошо. Кричащая от гнева Мать. Кайл и Энджел слева от неё. Шон, Эйден и Эмили — сзади. А Хоук находился выше всех. Не удержавшись от ликующего крика, он пролетел над особняком туда и обратно. Ветер, жёсткий и холодный, резал лицо, одежда хлопала от скоростного полёта. Рубашка на спине была порвана и окровавлена — давала дорогу крепким белоснежным крыльям. Он не чувствовал боли.
Пролетая над Ничьей Матерью, Хоук внимательно рассмотрел её спину. На мгновение ему показалось, что какое-то пятно блеснуло в серой коже. Чудище задрало руку, оторвавшись от земли, тщетно пытаясь его поймать.
— Может, она забудет о своей изначальной цели, — тихонько вздохнула Энджел, сидя на земле рядом с Кайлом. Оба не отрывали глаз от пугающей игры в кошки-мышки… скорее, кошки-птички. — Ну, я имею в виду, что она в первую очередь Мать. Похищение детей, чужие кости и всё такое. Эмили повезло.
— Угу. — Фабиан посмотрел на веранду. Саммерс действительно была в безопасности. — Слушай, она же сразу двоих забирает, так?
— Да, а что? Ой… — они уставились друг на друга, перевели взгляд на остальных. Выходит, вместе с Эмили должны были взять кого-то ещё. И явно кого-то из них.
«И заберёт она сына без матери».
— Старая карга, хитрожопая тварь, — севшим голосом сказал Кайл. — Что будет, если она заберёт Источник?
