— Меня такие мужчинки не интересуют, — презрительно фыркнула ведьма, но стала рассуждать вслух: — Как вообще можно следить за Стасом? Он же, как крыса, туда-сюда, туда-сюда.
— Проще простого, — возразил Мечников, воинственно потряхивая бокал. Максим Сергеевич обратил внимание, что историк практически не пьёт, а только делает вид. А вот Ирина Арсеньевна хорошенько хряпнула под разговоры. — Для встречи со студентами нужна пара, если они не ваши студенты — замена, тут хрен справишься без повода, разве что другого препода траванёшь. А к этому пидорасу в любой момент подходишь, неужели у вас, Ирина Арсеньевна, к нему претензий нет?
— Е-есть, — протянула Ирина Арсеньевна. — Давеча он мне поставил первую пару и пятую, а между ними — здоровое окно… И всё это время я должна была куковать в универе! Представляете? — обернулась она почему-то к Максиму Сергеевичу.
— Ещё как, — ответил Максим Сергеевич. — У меня была первая и шестая, так что я бы попросил…
— Если у кого-нибудь из наблюдаемых поедет крыша, куда бить? — спросил в лоб серьёзно настроенный Мечников.
— Смотря у кого поедет. Студентов же ты бить не будешь.
— Не буду, но куда бить Стаса?
— Стаса бить, — невозмутимо отозвался Максим Сергеевич, и гости радостно заржали. Булка зажмурилась, думая о своём. — Я вас всё-таки немного расстрою, хорошо? Проводник, кем бы он ни был, ещё не призвал того, кого он должен призвать. Поэтому внутри и вокруг университета — куча мелких неприятностей, и все они приманивают одну большую.
— Жопу?
— Неприятность, Саша.
Ирина Арсеньевна снова хихикнула. Максим Сергеевич прищурился: последние несколько бокалов ей наливал не он.
— И в итоге, — с трудом повернув к нему тяжелеющую голову, поинтересовалась ведьма, — мы препри… предприд… нимаем что?
— Ой, у кого-то заплетык языкается, — передразнил Мечников и, пока никто не успел обидеться, схватил кошку с подоконника. — Смотри, какая прелесть.
— Киса! — обрадовалась в зюзю пьяная Ирина Арсеньевна, сграбастала офигевшую Булку и, шатаясь, убежала с ней играть. Из коридора послышались звуки ожесточённой борьбы.
Максим Сергеевич задумчиво посмотрел им вслед.
— Она тебе не простит.
— Ирина?
— Булка.
Мечников выглядел смущённым.
— И всё-таки, споить ведьму — это надо уметь, — признал волшебник. — Она тебе настолько не нравится?
— Нравится, — уже совершенно трезвым голосом возразил Мечников. — Но я ей не доверяю. Пока.
— Если подумать, я тоже доверия пока не заслужил.
— А ты не думай, — любезно посоветовал историк. — Так вот, продолжаем разговор. Если мы успеем вычислить шпиёна до того, как грянет жопа, ты с ним эпически дерёшься и всё хорошо. Если мы не успеем, то грянет жопа. Я правильно понимаю?
— На удивление правильно, — немного приврал Максим Сергеевич, которого смутил момент с эпической дракой. — А Ирине Арсеньевне ты не доверяешь, потому что она была в лифте?
— Во-первых, да. Во-вторых, бабы, которые так долго живут, наверняка те ещё сучки, — мрачно сказал Мечников. Возразить ему было нечего, и Максим Сергеевич возражать не стал. — Скажи… если эта дрянь вселяется в кого-то из студентов… ну, неважно, когда она вселяется — это больно?
— По большей части нет, — осторожно ответил волшебник, внимательно следя за собеседником. — Но эта же дрянь может заставить проводника причинить себе боль. Она может что угодно, если тебя это утешит.
— Не утешит!
— Обращайся.
— Ну ты понял, что лучше бы никто из них не пострадал, — отвёл глаза Мечников, усиленно разглядывая ветхую микроволновку.
— Конечно.
Надо было сказать, что всё будет хорошо, но обычно именно после таких слов всё летит по кетчупу. Интересно, весёлая студенческая братия хоть подозревает, что их страшный и страшно любимый историк с сатанинским прозвищем беспокоится о них больше, чем все родители, вместе взятые?
На кухню пришла Булка, запрыгнула на колени Максиму Сергеевичу и лаконично мявкнула.
— Заснула? Как мило с её стороны, — вздохнул социолог. — Что? Баба Маша? Баба Маша подумает страшные вещи, если Ирина Арсеньевна выйдет отсюда только утром. Нет, лучше пусть спит, бабу Машу мы переживём…
Мечников вытаращил глаза. Кто из них всех спятил, было неясно: кто угодно, но не Булка. И не вульгарно храпящая за стеной Ирина Арсеньевна.
========== 6. ==========
Охранник на вахте слушал Ольгу Бузову и покачивал головой в такт. Где он там нашёл такт, Кара не знала, но ей хотелось убиться лбом об стену. Почему охранники, стоматологи и водители маршруток слушают такое, что хочется свернуть в трубочку не только уши себе, но и шею — окружающим?
Надо спросить у философов, наверняка они знают. Всё-то они знают.
Сидя около гардероба и попивая кофе из автомата, Кара наблюдала за тем, как из универа потихоньку отбывают преподаватели. Максим Сергеевич её отпустил и сам довольно быстро убежал, причём в компании вездесущего Мечникова с истфака и лингвиста Окуня, который оказался рыжей дамой весьма сексапильной наружности. У Кары Ирина Арсеньевна не вела, поэтому Кара была убеждена, что «И. А. Окунь» — это Игорь Алексеевич.
С любопытством проследив за этой компанией, Кара стала смотреть дальше, благо её спутник задерживался — а точнее, она сама освободилась слишком рано. Вот спускаются философы… Они все ходят группками, кроме самого рассеянного Геннадия Прянишникова, но Геннадия Прянишникова обычно подбирает декан. Вот лингвисты — весёлые раздолбаи, которые по-русски общаются только в туалете на третьем этаже. Декан лингвистов зол, наверное, снова поцапался с деканом филфака!
Филологи — это вообще отдельная песня, но о них Каре думать не хотелось. Мимо проплыла, вернее, царственно пронесла себя Любовь Серафимовна — декан филфака — и косо посмотрела на студентку. Кара с вызовом вскинула голову: а что вы мне, мол, сделаете, я социолог!
Время шло, Бузову сменил Билан. Каре захотелось умереть, и тут…
— Наши желания иногда сбываются, — прошелестело у неё над самым ухом.
— Идите нахрен, пожалуйста, — пробормотала Кара.
— Грубо! — заверещала пожарная сигнализация, и тут-то Кара поняла, что это был всего лишь Станислав Павлович. — Я вообще не с вами разговаривал!
— Извините, — убийственным тоном сказала она и отвернулась. Похожий на злобного крыса составитель расписания застегнулся, заворчал и вылетел за дверь, едва не сбив на пороге Калину. Ну наконец-то!
Илья Калинин, он же староста историков, виновато улыбнулся и остановился напротив:
— Я, конечно, извиняюсь, но это ты
