— Сейчас я вам дома такое покажу, всех своих оборотней забудете, — сказал Максим Сергеевич. Лица коллег вытянулись до состояния эллипса.
И он показал. Вернее, достопримечательность показала себя сама.
Тыкнув магнитным ключом, куда положено, и потянув тяжёлую дверь, Максим Сергеевич вошёл первым, чтобы принять огонь на себя.
— Добрый вечер, баба Маша.
Консьержка издала радостный возглас и проснулась.
— Добрый вечер, добрый вечер! — из каморки донеслось весёлое кряхтение, шторки на маленьком окошке раздвинулись, и миру явилась баба Маша — консьержка и хранительница подъезда номер пять. Это была милейшая на вид бабушка из Воронежской области, по вся дни выряженная в юбки и платья в крупный цветочек. Очень часто обитатели подъезда, заходя внутрь, сначала видели ноги, затем — самый крупный цветочек на бабе Маше, согнувшейся за мытьём полов, а потом уж саму консьержку — целиком, так сказать, не получалось, разве что по частям. Но главная опасность была не в этом.
Баба Маша окинула любезным взором Максима Сергеевича, ничего не сказала и переключилась на вошедших за ним коллег. Мягкое, воистину цветочное выражение лица её посуровело, превратившись в самый твёрдый воронежский кирпич.
— Это что же это такое деется? — вкрадчиво спросила баба Маша, свесив из окошка бюст и немного своего любопытства. — Шпиёны?
Мечников с ведьмой словно дар речи потеряли. И это было бы очень смешно, если б не страшно.
— Кто такие будете и откуда? — начала допрос с пристрастием баба Маша.
— Я Андрей, — сказал, как отрезал, Александр Мечников.
— А я Лизонька, — прошелестела Ирина Окунь, держась за локоть внезапного Андрея.
— Мы коллеги…
— …меня, — закончил фразу Максим Сергеевич, не желая слышать, как баба Маша исковеркает его имя на ласковый манер. — Пропустите? Нам бы ко мне, по работе.
Консьержка сощурилась, как хищная пантера перед прыжком, хотя от пантеры у неё были разве что размеры.
— А с чегой-та я вам верить должна, деточки-ребяточки? — всё тем же елейным тоном полюбопытствовала она. — А вдруг вы чего своруити, а?
— Не своруем, — мужественно прошептал Мечников.
— Честное пионерское, — пискнула Ирина Арсеньевна.
— А…
Баба Маша что-то увлечённо спрашивала о женихах «Лизоньки» и нестриженых патлах «Андрея». Пока те отбивались, Максим Сергеевич в сотый раз тщетно попытался её заколдовать, но ничего не вышло — воронежские бабушки московскому колдовству не поддавались вообще.
Может, в универ её, гардеробщицей? И никаких Стасиков. Сожрёт в первую же перемену, и дело с концом.
— Баба Маша, — вмешался Максим Сергеевич, когда почувствовал, что коллеги сейчас отойдут в мир иной, — я кошку не покормил, знаете.
— Ох ты ж батюшки святы! — всплеснула руками цветочная консьержка. — Негоже это, кошечку-то не кормить, Булочку-то бедную голодом морить! Ну, поспешите, поспешите…
Наконец пикнула вторая дверь, которую и охраняла баба Маша, и досмотр был пройден. В лифте коллеги хранили трагическое молчание.
— Всё, можете говорить, — улыбнулся Максим Сергеевич, исподтишка наслаждаясь видом ошарашенных коллег, которые ещё делали вид, что они круче. — У неё тут нет шпионов.
— А ты уверен? — Мечников посмотрел на него исподлобья, затем обшарил лифт. — Мало ли… Тараканы воронежские…
— Она в каком колене колдунья? — прошептала оскорблённая в лучших чувствах Ирина Окунь. — Я… Я ничего не смогла сделать…
— Я тоже, — утешил её волшебник. — И, поверьте мне, все знакомые мне московские колдуны — тоже.
***
В квартире у Максима Сергеевича можно было сломать ногу, руку и ключицу, причём не только чёрту, а и простому смертному тоже. Стоило сделать шаг внутрь, как ты оказывался перед выбором, в какую гору хлама предпочтительнее врезаться: что помягче или что поменьше. В тесном коридорчике высились, толкаясь, целые стада коробок, ящиков, сундучков и шкатулок, и каждый был набит битком. Дальше было полегче, но это только для тех, кто выжил в коридоре.
— Осторожнее, на кошку не наступите, — как ни в чём не бывало напутствовал Максим Сергеевич, интуитивно передвигаясь по собственной квартире. Мечников с ведьмой переглянулись со смесью отчаяния и сочувствия. Отступать некуда — позади баба Маша…
Таким образом Мечников первым нащупал выключатель. Зажегся свет, и им удалось найти кошку. Маленький чёрный баточник хлеба открыл глаза, и гости сообразили, что это и есть кошка. Она восседала на верху коробочного королевства и откровенно презирала вошедших незнакомцев.
— Кис-кис, — перестраховалась Ирина Арсеньевна. Кошка подарила ей взгляд, полный отвращения, и уставилась в пространство.
— А я думал, ведьм кошки любят, — не удержался от колкости Мечников.
— Было бы странно, заведи волшебник такого ранга обычную кошку, — пробормотала Ирина Окунь, совершенно не заметив сарказма. Какого «такого» ранга Максим Сергеевич, историк переспросить не успел, потому что они добрались до кухни.
Там было почище и поуютней: столик, прижавшийся к стене, несколько разноразмерных шкафов и полочек с печеньем и прочими радостями жизни, весело бурлящий чайник, старая газовая плита. На фоне райского уголка — Максим Сергеевич, рассеянно откупоривавший бутылку вина и думающий о чём-то своём.
— Таки пить будем посреди рабочей недели? — вскинул брови Мечников.
— Саша, ты готов говорить о мистическом на трезвую голову? — скопировал его мимику Максим Сергеевич. Оставалось только поднять белый флаг.
Но говорить о мистическом не спешили. Ирина Арсеньевна с внезапным интересом дорывалась расспрашивать хозяина о квартире. Квартира оказалась съёмной, но под угрозой битых бокалов волшебник признался, что коридорный хлам принадлежит ему. Обсудили студентов, деканат и бабу Машу, посплетничали о декане филфака, и только после этого неохотно приступили к делу.
— Не советую меня спаивать, — пригрозил Мечников, тряхнув бутылкой. — Я всё равно заставлю вас повторить разговор…
— Если бы Максим Сергеевич был против, тебя бы тут не было, — тряхнула локонами ведьма.
— Я против вас обоих, — вежливо отбился Максим Сергеевич, — но деваться некуда. Осторожно, кошка под столом.
— Как зовут-то это чудо? — решился Мечников, когда кошка залезла на подоконник и повернулась к нему задницей.
— Булка. Булочка, покажись гостям во всей красе, — социолог протянул руку и почесал кошку за ушами, та заурчала и действительно сложилась в форму хлебного батона. Гости вежливо ахнули, и Булка осталась довольна — теперь она смотрела на них более благосклонно, то есть, менее презрительно. — И всё-таки давайте к делу. С историками всё понятно, за Кариной присматриваю я,
