— Рокэ, я тебя убью. — Марсель сосчитал до десяти и максимально ласково повторил угрозу, после чего уточнил: — Ты либо сам в состоянии, либо нарываешься, я натравлю на тебя Готти, это что за шуточки?
— Это не шуточки, а великий поэт, — он издевается, нет, он точно издевается. — Впрочем, сгорела не только вода и не только у Хайяма. Вслед за метафорической жидкостью последовала моя квартира, к сожалению, вполне реальная.
— Куда? — только переспросил Валме.
— В пламень, — снисходительно повторил проректор. — Неугасимый. Хотя нет, кто-то уже вызвал пожарных.
— У тебя пожар, — перевёл на человеческий Марсель. — В доме! Вот дерьмо. А ты-то где?
— Любуюсь на это зрелище с улицы… Вынужден признать, что я собирался туда заехать и попробовать выспаться, но на первом этаже корпуса столкнулся с Окделлом, которому было что-то очень надо… Тогда хотелось Окделла побить, а вот теперь я думаю, — будничным тоном рассказывал Рокэ. — Милая задержка.
— Беру свои слова обратно, ребёнок пригодился, — пытаясь не разбить какую-нибудь университетскую реликвию, ответил Марсель, меряя шагами коридор. — Соседи целы?
— Да, их не было дома. Должен был быть я, но увы.
— Я понимаю, что тебе до лампочки полыхающая квартира, но что-то всё-таки не так, раз ты звонишь? Моро в универе…
— Моро в универе. А твоего подарка больше нет, потому что он остался там. Соболезную…
Марсель с трудом вспомнил о дурацком блокноте и сосчитал на этот раз до пятнадцати. Припомнил строгого папеньку, строгого папеньку Рокэ, строгую Матильду и сделал всё, что мог, чтобы не наорать на своего неповторимого друга за его шутливое настроение. Хорошее настроение, только Алва в основном шутит, когда закрываются универы и горят квартиры. Когда он решил, что всё-таки наорёт, Рокэ наконец сменил тон:
— Моро в универе, и ты, надеюсь, тоже. Оставайся там и никуда не ходи, даже через дорогу. Лучше всего — поговори с госпожой Алати о её чудесном внуке, если вы ещё не пересеклись на кафедре, и запоминай как следует, а не как обычно.
— В процессе, — выдохнул литератор. — Главная новость на данный момент — ты ему не нравишься. Очень.
— Я заметил, — отозвался Рокэ. Если бы интонация была осязаема, телефон бы покрылся коркой льда.
Марсель представил, как такой же коркой покрывается неугомонный Ракан, желательно навсегда, и блаженно улыбнулся.
========== 19. Ричард. Робер ==========
Комментарий к 19. Ричард. Робер
Royal Republic - Getting Along
Дик в третий раз переслушивал Getting Along, потому что напрочь забыл убрать музыку с повтора. Старый дряхлый магнитофончик ютился на краю стола и играл совсем тихо, но всё-таки играл! Стоило дождаться отца, чтобы он уговорил матушку снять хоть какие-то из её диких ограничений. Девчонки восприняли всё буквально, и у них музыка гремит на полную катушку, Ричард почему-то не поверил в такое счастье — может, потому что раньше тоже думал, что «это навсегда»?
Да и тихая музыка не так отвлекает от занятий. Взъерошив отросшие волосы и с головой зарывшись в учёбу, Дик ткнулся носом в очередное подчёркивание красной ручкой. Аккуратная прямая линия, подводит только ошибку и ничего больше — это профессору Райнштайнеру не нравится его доказательство… Исправлено, смотрим дальше. Огромный путаный текст — историческое эссе. Истории у них больше не будет, общие предметы подходят к концу, но профессор Вейзель постарался и отметил такие мелкие огрехи, каких бы кто другой и не заметил. Жирный красный маркер, чтобы было видно. Да уж, такое не заметишь… Чем ближе конец весны и учебного года, тем больше всплывает долгов, «хвостов» и недоделок, и если бы Ричард не видел, как загибаются остальные, то решил бы, что он неудачник. Но гремучая смесь его осенней замкнутости, упрямства и стремления всем на свете всё доказать привела к удивительным результатам — Дик оказался почти без «хвостов»! Он и не предполагал, что в общем рейтинге успеваемости будет аж четвёртым с курса, но это удалось!
Единственная новость, которая вызвала искреннюю улыбку у отца — его четвёртое место… Впрочем, стоит сделать оговорку — единственная новость из всех, что он приносил из универа. Школы девочек (Айрис училась отдельно от Эдит и Дейдри) Эгмонту нравились, о них можно было болтать, сколько угодно, но стоило Ричарду заикнуться о своем факультете — за столом повисала гробовая тишина и немая укоризна. Он знал, он был уверен, что это всё равно из-за матушки, но отец так и не научился ей перечить…
— Ричард. — В дверь стучала Мирабелла, и он быстренько приглушил магнитофон. — Не засиживайся допоздна, к тебе скребутся кошки.
— Да, матушка.
Вот так всегда — никаких тебе «не перетрудись», это всего лишь кошки мешают спать остальным. Дёрнув плечами, Дик перебрался со скрипучего кресла на относительно здоровую кровать, захватив с собой тетради три-четыре, и вместо настольной лампы включил фонарик. Конечно, кошек не обманешь, но и бросать работу он пока не собирается. Всего одиннадцать! Режим дома, как в казарме… Вот у Арно иногда вообще не ложатся…
Очередной завершённый реферат. Тут никаких пометок, просто скупое «хорошо» в конце. Это Арамона заставил его расписывать историю гольфа — дополнительно, в наказание за какой-то прогул. Господи, кто из наших не прогуливал Арамону? Даже его старшая дочка, с которой Дик познакомился у Альберто, и та говорит, что это простительно. Характер у физрука тот ещё, тяжелее, пожалуй, колонн на первом этаже универа.
А это у нас что… Ричарду пришлось уткнуться лицом в подушку, чтобы не хохотать на весь дом. В этот раз Алва раздобыл зелёные маркеры с блёсточками… Дело было не в том, что блёсточки импонировали первому проректору, просто однажды кто-то заметил на педсовете, что делать пометки нужно исключительно красной ручкой с тонким пером. Как сказал по секрету Робер, которому сказал Валме, в тот же день Рокэ выкинул все красные ручки и больше никогда ими не обзаводился, а магистранты исторического факультета буквально засияли всеми цветами радуги.
Было бы веселее, не подчёркивай зелёный маркер больше половины. Дик вздохнул и углубился в собственные ошибки. Ещё осенью Алва предупредил, что будет его гонять, как оруженосца на уроке фехтования. Что ж, господин проректор слово держит — после каждой масштабной проверки Дику хотелось выброситься в окно, а ещё лучше — предварительно сжечь все свои научные изыскания. Обиднее всего было то, что все придирки возникали по делу,
