Так было до Войны. До Войны прогресс на земле казался отражением прогресса на небесах. Земная Республика не только богатела, но и мудрела; принципы мира, любви и доброты наверняка распространятся следом за железными дорогами и едущими на запад фургонами. В отличие от Ворон старых владений Дарра Дубраули, Люди, связанные великой симпатической связью, знали, что такое Будущее: в эту землю они направлялись, истинная ее реальность крылась в них, а со временем должна была выйти наружу.
Несмотря на всю ее справедливость, благородство, необходимость – о которых говорил президент, – Война стреножила этот прогресс, утопила симпатию в ужасе, вернула Смерти прежние права. Если истинная Республика, которую выпестовали в своих сердцах симпатики, снова начнет приближаться, тем, кому даны талант и воля, придется столкнуться со страданиями, каких они прежде и вообразить не могли. Лишь войдя в страдания других всем своим существом, могут они надеяться освободить тех, чья ужасная смерть стала для душ ловушкой последнего предсмертного ужаса и горя. Вот что Анна Кун обрела через Дарра Дубраули: страдания, подобные мукам Матери Иисуса, подобные мукам самого Иисуса в темноте Сада. Если не может чаша сия миновать Меня, чтобы Мне не пить ее, да будет воля Твоя. За этой мукой пришла новая сила, едкая, как щелочь, что разъедает руки, но воспользоваться ею Анна Кун – и ее братья и сестры по духовной науке – хотела, поскольку это было необходимо: дотянуться до душ, опутанных собственной смертью, и освободить их. Ибо они обитают в счастии, стоят на его пороге, просто не знают этого:
За порогом, где падают тени,Расстилается вечное лето.Наверняка силы по другую сторону возьмутся за тот же труд. Наверняка там откроют огромные госпитали и больницы – просторные, чистые и временные, как те, что устраивает Санитарная комиссия, только во много раз больше. Там можно продолжить исцеление и спасение, не завершенные в смерти.
И труд во спасение там, как и здесь, есть труд познания.
И уже не важно, что физическая оболочка любимого, оставленное вместилище души, лежит неведомо где, не важно, что кости его не нашли упокоения: вот что Анна Кун говорила несчастным матерям в платьях из черного бомбазина, которые садились напротив нее за дрожащий круглый столик в гостиной. Все это душа оставила позади: она не упокоилась, да и не хотела успокоения. В бесконечности небес мертвые начинали жизнь более содержательную и хлопотливую, чем прежде на земле, и среди прочих дел им следовало обращаться к тем, кто еще обитает в теле, и наставлять их. Всякое общение усиливало связь живых и мертвых, и труд этот был столь же важен, столь же необходим, столь же полон головокружительными успехами и мучительными провалами, сколь прокладка трансатлантического кабеля, и, в точности как этот кабель, он уничтожал пропасть между участниками, просто пересекая ее. Связь между всеми существами, мгновенная, как движение электричества, – Переменный Ток, бегущий по всему простору Духа, которому, скорее всего, нет ни конца ни края.
Думаю, ощущение было таким. Нечто подобное они должны были чувствовать.
Однако в небесной системе передатчик и получатель не были связаны так же легко и крепко, как в системе телеграфа. Симпатические провода не были столь же надежны; послание, отправленное в то царство, могло достичь многих или вовсе никого – хотя те, что откликались на зов и, так сказать, выступали из неразборчивого гула голосов, почти всегда оказывались если не тем, кого звали, то, по меньшей мере, знакомым, который соглашался отыскать сына или брата той, чьи руки держала Анна Кун.
Бесценный фрагмент беседы я обнаружил в спиритистской брошюре, которую сберегла моя мать. Неизвестно, кто записал ее в конце 1860-х:
МИССИС КУН. Есть тут кто-то рядом? Мы приветствуем тебя. Да, кто-то есть. Голоса.
ПОСЕТИТЕЛЬНИЦА. Миссис Кун, кто говорит с вами? Это не…
МИССИС КУН. Тсс, я слышу. Это ты, Д.? Твоя мать здесь.
ПОСЕТИТЕЛЬНИЦА. Ох-ох, сыночек.
МИССИС КУН (одержима, другим голосом). Мама? Она здесь? Мамця?
ПОСЕТИТЕЛЬНИЦА. Д.! Он меня так называл. Ох, миленький.
МИССИС КУН (одержима). Мамця, мне страшно. Ничего не вижу.
ПОСЕТИТЕЛЬНИЦА. Родненький. (Плачет.)
МИССИС КУН. Не нужно бояться. Где ты? Можешь сказать нам, где ты?
Пауза.
(Одержима.) Холодно. Все погибли, я знаю. Тут ворона. Что-то на меня давит – но не чувствую. Ничего не чувствую. Не знаю, где я.
ПОСЕТИТЕЛЬНИЦА. Где мой мальчик? Попросите его сказать.
МИССИС КУН. Погодите. Терпение. (Слушает.) Д., здесь твоя мать. Здесь любовь. Да. Скоро ты утешишься.
ПОСЕТИТЕЛЬНИЦА. Скажите, что вы слышите, умоляю вас.
МИССИС КУН. Ушел. Я слышу… Говори!.. Нет, теперь тишина… Не плачьте, он вернется. Наверняка. Ну же…
Здесь фрагмент заканчивается.
В брошюре есть плохо пропечатанная фотография: Анна на стуле с прямой спинкой, сложила руки перед собой. Платье у нее, конечно, черное. На носу – пара овальных черных очков, которые, я думаю, она не носила в обычные дни, иначе Дарр Дубраули бы их запомнил. Волосы – тут они выглядят темными, хотя ее всегда называли светловолосой – разделены на пробор и стянуты на затылке.
Ворона. Признаюсь, я был ошеломлен, когда это прочел, и вдруг в глазах защипало: вот свидетельство, что мой друг был там. «Всё правда», – подумал я, хотя, конечно, никакое это не доказательство. Но что, если так?
И еще одно: среди духов, которые, по утверждению этой дешевой брошюрки (от которой сохранилась только половина), говорили с Анной, несколько раз упоминаются индейский вождь и монах. Оба говорили с ней по-английски, но кто знает, может, на небесах все говорят по-английски. Монах и индеец сами пришли к Анне или она призвала их потому, что ток шел через Дарра Дубраули? Не стоит слишком на этом сосредоточиваться, – похоже, многие медиумы слышали индейцев и говорили с ними. Как и с Джорджем Вашингтоном, и с Бенджамином Франклином.
Хватит.
Анна Кун потребовала от Дарра – впрочем, он и сам чувствовал себя обязанным это сделать для нее – отправиться так далеко, как он только может, и найти столько, сколько сможет, тех несчастных, что умерли страшной смертью: тех, кто не вернулся с войны, не перешел в иное состояние. Он должен был сидеть с каждым и выслушивать его, потому
